– Чушь это всё! – восклицает Шахлатый даже с некоторым возмущением. – Твоя блестящая операция, о которой кудахтало телевидение, это подтверждает. Сам должен был бы давно понять: наукой можно заниматься везде. Ваш Золотов даже в заштатной больнице за Полярным кругом ею успешно занимался.
– Самое главное условие для занятий наукой – это наличие времени, а у меня его не так много, как бы мне этого хотелось, – со вздохом констатирую я. – А что ещё начнётся, когда мне придётся изменить свой статус? Вы же, возможно, слышали, что Кирилл Сергеевич собирается уходить с должности Главного и хочет, чтобы его заменил я.
– А чего ты хотел? Человеку уже семьдесят пять, и ему стало трудно. А насчёт твоей кандидатуры – так кому же ещё там командовать, как не тебе? И вообще, что ты стонешь? Посмотри, сколько поистине выдающихся учёных одновременно и работают по своей тематике, и руководят огромными организациями. А у тебя будет всего лишь больница, правда, теперь уже большая и известная.
Уже который раз этот добрый великан спокойно раскладывает мне по полочкам очевидные вещи, на которые я не удосужился обратить должного внимания.
– Я тебе уже когда-то говорил, что главное – организовать свой труд, – продолжает воспитывать меня профессор, – и действовать не с наскока, а планомерно. А ты всё хочешь как свободный художник…
Разговор прерывает звонок телефона на столе Шахлатого.
– Слушаю! Александр Николаевич? Здесь, у меня… – и он отдаёт мне трубку. – Тебя ищет заведующий онкологии.
– А как его зовут? – тихо спрашиваю я.
Ну не помню я имя и отчество этого профессора.
– Виталий Алексеевич.
– Слушаю, Виталий Алексеевич! Здравствуйте!
– Здравствуйте! Мы с вами, Александр Николаевич, почти не знакомы, но мне хотелось бы познакомиться поближе. Хотя я кое о чём из ваших талантов и наслышан, но полностью подтвердившийся при помощи компьютерной томографии поставленный вами предварительный диагноз меня просто поразил. Очень вас прошу, когда у вас будет достаточно времени, зайти ко мне для беседы.
– Хорошо, Виталий Алексеевич, согласен встретиться. Давайте обменяемся телефонами, чтобы можно было договориться. Пока скажите, вы этого пациента к себе берёте?
– На обследование и постановку окончательного диагноза берём. Все нужные бумаги он уже получил. Об остальном, я надеюсь, мы поговорим позже.
Скорее всего, чуда не случится и оперироваться батюшку они отправят к нам.
– Ну что? Как всегда – в точку? – спрашивает Михал Михалыч, когда я, забив в телефон номер завкафедрой онкологии, заканчиваю разговор.
– Угу, – я рассеяно киваю. – Знаете, каждый раз после подтверждения такого диагноза мне становится крайне неприятно, что я не ошибся.
Везу отца Серафима обратно в Чистые Озёра. Едем молча.
Собственно, говорить нам особо не о чем. Подтверждение поставленного мной диагноза он услышал из сугубо независимого источника, человек взрослый, а значит, должен сам думать, как теперь ему поступать, и я не хочу начинать неприятного для него разговора, тем более в данный момент в голове крутится беседа с Шахлатым. Из-за своего дара я являюсь хирургом очень широкого профиля, не боясь, берусь практически за всё, и мне всегда достаётся самое сложное. Может быть, настало время всё же определиться со специализацией? Хотя, работая в такой, как наша, районной больнице, должно быть в полном смысле универсалом.
– Александр Николаевич, а вы с онкологами не разговаривали, перед тем как меня к ним отправить? – вдруг осторожно спрашивает мой пассажир.
– Нет, конечно! Как бы я с ними мог поговорить, когда у меня там нет знакомых, а о вашем приёме я договаривался через кафедру общей хирургии? – усмехаюсь я в ответ на его слова. – Если у вас есть ещё сомнения, то, как мне сказали, томограф всё показал.
Надо же! Он обратился ко мне не «господин Елизов», а назвал по имени и отчеству. Похоже, через осознание своей проблемы этот человек начал наконец что-то понимать.
– А что вам на кафедре сказали? – интересуюсь я.
– Говорят, вовремя вы меня привезли и поэтому велики шансы на полное выздоровление.
– Ну и слава богу, – машинально бормочу я, сосредоточенно глядя на дорогу. – Не волнуйтесь, там очень хорошие специалисты, которые не ошибаются. Жить будете. Согласитесь, это существенно.
– Существенным является то, что вы попутали меня на грех, который теперь мне придётся долго замаливать, – сухо произносит отец Серафим.
Сразу вспоминаю свою пациентку Нину Петровну, которой он наказал отмаливать грех за моё лечение. Судя по сейчас мной услышанному и по построению произнесённой фразы, ждать благодарности мне не приходится в любом случае, поскольку я в глазах этого человека, может, и не сам дьявол, а лишь бес, но, как он выразился, всё-таки его «попутал». Ну не дурак ли?
– Тогда ответственность за это деяние мне придётся разделить с его высокопреподобием архимандритом, – усмехаюсь я.