Доктор Дэвид Хантер

— Вообще-то, с формальной точки зрения это расследование старшего инспектора Уорд, — заметил я, стараясь не выходить из себя. — Но не беспокойтесь, у меня нет нужды заходить туда снова. Палата в полном вашем распоряжении.

— Отлично. В таком случае у нас с вами не возникнет никаких проблем.

Мирз повернулся и устремился к двери. Шея его сзади раскраснелась — почти как волосы. Он перехватил поудобнее свою новенькую стремянку и почти бегом взмыл по ступеням на крыльцо.

А потом темный готический интерьер больницы поглотил его.

Глава 8

Возвращаясь к машине, я продолжал злиться. Мирз выглядел мальчишкой, однако самомнения ему было не занимать. А может, и наглости. По роду службы мне приходилось пару раз встречаться с мэтрами, но судебный тафономист переплюнул почти всех. Впрочем, Эйнсли тоже хорош: надо же, давать мне советы о том, как строить карьеру, после того как сам же отстранил меня от расследования! Ну не всего, но этой части. И хотя я не винил в том, что случилось, Уорд, она могла бы сообщить мне и раньше. А не позволять мне шататься по месту преступления, полагая, что я буду этим заниматься.

Обиженный и раздраженный, я пробирался между полицейскими автомобилями, на ходу расстегивая "молнию" комбинезона. Я почти дошел до своей машины и только тут сообразил, что контейнеры для использованной спецодежды остались далеко позади.

Впрочем, эта промашка вывела меня из моего состояния. Во всяком случае, возвращаясь обратно, я уже обращал внимание на происходящее вокруг. И вообще, напомнил я себе, есть вещи и поважнее моей уязвленной гордости. Я посмотрел на мрачные стены больницы. В это время суток здание заслоняло собой солнце, и тень его дотянулась до автостоянки. Стоило мне ступить в нее, как воздух сделался ощутимо холоднее, словно затхлая атмосфера палат и коридоров царила и здесь. Мне даже думать не хотелось о том, как ощущали себя те две жертвы, привязанные к койкам в замурованной палате. Воспоминание об этом мгновенно вытряхнуло из головы жалость к себе. Трудно сказать, как долго находились там их тела — сначала они умирали, а потом разлагались в этой ледяной тьме. В тех условиях — при холодной, постоянной температуре воздуха, изолированного даже от летней жары, — это могло занять месяцы. Возможно, даже годы, поскольку ближе к концу процесса разложения изменения замедляются до тех пор, пока не сходят практически на нет.

У контейнера с использованными комбинезонами я постоял, глядя на здание. В первый раз, наверное, я оценил его истинные размеры. Дом был огромен. С потемневшими от времени стенами, с заколоченными окнами он напоминал исполинский, древний-предревний мавзолей.

Гробницу.

Я смотрел на здание и невольно ежился.

Что еще найдется там?

Я тряхнул головой, повернулся и пошел обратно к машине. Мне было бы интересно осмотреть эти два замурованных тела — уж наверняка что-нибудь эти останки сообщили бы. Но даже так я не слишком жалел, когда силуэт Сент-Джуд исчез из зеркальца заднего обзора.

Я и забыл о репортерах, ожидавших за больничными воротами. Подъехав к ним, я обнаружил, что народу там заметно прибавилось. Теперь у ворот собралась целая толпа — и состояла она не только из журналистов. На мостовой перед воротами стояли демонстранты всех возрастов и цветов кожи с плакатами в руках. Полицейские не пропускали их на больничную территорию. Поперек въезда высились металлические барьеры-рогатки. Подъехав к ним, я затормозил и опустил стекло.

— Что тут происходит? — спросил я у женщины-констебля.

— Типа демонстрация, — безразличным тоном отозвалась она. — Вреда от них никакого. Так, перед камерами красуются. Подождите, сейчас выпущу вас.

Пока она сдвигала в сторону рогатки, я изучал плакаты. Стандартные призывы спасти Сент-Джуд соседствовали с почти политическими лозунгами. Растянутый между двумя шестами транспарант гласил: "Людям нужны дома, а не офисы!" Под ним стоял на скамье и обращался к толпе мужчина. Я снова опустил стекло, чтобы слышать его.

— Должно быть стыдно! Стыдно за то, что людям страшно выходить на улицу! Стыдно за то, что людям в этом районе приходится жить на нищенские пособия! И стыдно за то, что людей бросили умирать, как животных! И где? В больнице! Да, именно так: в больнице!

Лет ему было двадцать пять или тридцать. Стильная черная куртка, белоснежная рубашка оттеняла его темную кожу. Он сделал паузу и обвел взглядом толпу.

— Неужели политики или инвесторы, дергающие за ниточки, неужели все они настолько слепы, что не видят даже трагической иронии происходящего? Или им просто плевать? Что сделалось с нашим районом? Магазины вынуждены закрываться, дома стоят заколоченные. А теперь еще это! — Он ткнул пальцем в направлении больницы. — Мы старались спасти больницу от закрытия, и нас проигнорировали. Пытались добиться строительства нового жилья вместо офисов, которые годами пустуют. И нас проигнорировали. Так сколько мы еще будем позволять, чтобы нас игнорировали? Сколько нас должно погибнуть?