Доктор Данилов в тюремной больнице

— Я хочу, чтобы журналисты увидели вас и Глухова, — сказала она.

— Зрелость и молодость в одном флаконе, — улыбнулся Данилов. — Один аттестованный, другой нет…

— Вот именно!

— Но ведь причина, по которой работает Глухов, ясна всем: он спасается от армии.

— Данный факт он говорить не будет, — Бакланова слегка нахмурилась. — Скажет, что набирается опыта и уверенно смотрит в будущее…

— Зная, что до двадцать седьмого дня рождения деться ему некуда!

— Вы смеетесь, Владимир Александрович, а я уверена, что Глухов останется в системе. Ну, что такое стоматолог в гражданской медицине? Там их, как собак нерезаных! Их развелось просто на каждом шагу! А у нас он — уважаемый врач, офицер внутренней службы, а после сорока лет сможет уйти на пенсию. Даже если погоны с нас снимут, то льготную выгоду вряд ли отменят. Без нее все в момент разбегутся…

В субботу в половине девятого утра начальник колонии в сопровождении свиты из двух десятков сотрудников начал обход своих владений. В десять двадцать все было закончено. Замерев в состоянии, близком к идеальному, колония ждала гостей. Те прибыли, как и было обещано, ровно в полдень.

«Так твою распротак, ну что за времена настали?» — подумал стоявший на крыльце наружного КПП Максим Гаврилович, созерцая разномастную и разноцветную толпу, оттеснившую его от высокого московского начальства, которое, судя по всему, было не в обиде или просто изображало перед объективами демократичного руководителя нового типа, открытого, общительного и дружелюбного. Радушно улыбаясь, Максим Гаврилович вклинился в толпу и начал осторожно, не толкаясь и не матерясь, пробираться к своим — Ферапонтову, Гамаюну и трем их спутникам рангом помельче.

— Гражданин, вы кем здесь работаете? — спросила бледная девица с ярко-оранжевыми волосами и, улучив момент, щелкнула затвором фотоаппарата.

— Начальником, — вежливо ответил Максим Гаврилович, не привыкший к таким фамильярностям.

— Bay! Круто! — обрадовалась девица. — А почему нас высадили здесь, а не завезли внутрь?

— Таков порядок.

Останавливаться Максим Гаврилович не стал (замучает ведь вопросами, шалава), продолжил движение намеченным курсом и минутой позже уже энергично тряс руку Ферапонтова.

— Добро пожаловать, Дмитрий Яковлевич, добро пожаловать, — приговаривал он. — Рад приветствовать вас в нашей глуши. Лучше бы, конечно, не в такой… — Максим Гаврилович покосился назад, проверяя, не стоит ли рядом с микрофоном наперевес кто-нибудь из журналистов, но они переключились на ворота и вывеску, начав дружно их фотографировать, — …суматохе…

— Почему? — сразу же прицепился Ферапонтов.

«Ого, а боярин-то наш не в духе, — подумал Максим Гаврилович. — Поосторожней с ним надо».

— Спокойно бы все посмотрели, — ответил он, улыбаясь как можно шире и радушнее, — по окрестностям съездили бы…

— На экскурсии я в отпуске езжу, — оборвал Ферапонтов.

За его спиной Гамаюн закатил глаза и едва заметно покачал головой, давая понять Максиму Гавриловичу, что не знает, какая муха укусила высокого гостя.

Через КПП сегодня можно было пройти и с фотоаппаратом, и с диктофоном, и с мобильным телефоном. Во избежание ненужных эксцессов Максим Гаврилович приказал никого из гостей не досматривать, но один из журналистов попросил «обшмонать по полной», дабы позже описать свои впечатления. Желание гостя — закон. Его завели в комнату, раздели догола, прощупали каждый шов на одежде, простучали подошвы кроссовок, заглянули в рот, нос, уши, даже попросили нагнуться и раздвинуть руками ягодицы. Репортер с удовольствием подчинялся требованиям и попутно задавал вопросы, на которые хорошо проинструктированные сотрудники, производящие досмотр, отвечали обстоятельно и дружелюбно.

Во внутреннем дворе начальник колонии попросил у гостей минуточку внимания и провел краткий инструктаж, посвященный правилам поведения на территории колонии.

— А обедом угостите? — послышалось из толпы.

— Непременно, — пообещал Максим Гаврилович. — Все желающие смогут пообедать вместе с осужденными в столовой.

— Только чтоб не за «петушиным» столом! — громко сказал тощий длинноволосый субъект с мушкетерской бородкой, стоявший в первом ряду.

«Выделывается, стервец!» — подумал Максим Гаврилович, мгновенно проникаясь неприязнью к нему.

— У нас нет подобных столов! — соврал Максим Гаврилович, переглядываясь с Гамаюном. — У нас все осужденные равны, не существует никакого деления на касты.

— Разрешите вам не поверить, — усомнился длинноволосый.

— Позволяю, — ответил Максим Гаврилович, — сами убедитесь.

По разработанному регламенту гостям предстояло обедать с первым, вторым, третьим, четвертым и пятым отрядами. Одиннадцатый отряд, целиком состоявший из обиженных, должен был обедать позже. Создавать видимость на высшем уровне.