В половине четвертого утра по московскому времени самолет приземлился в аэропорту Домодедово. Возле летного поля уже стояло семь машин «Скорой помощи». Пострадавших тут же развезли по разным стационарам. Двоих – в Институт имени Склифосовского, двоих – в Институт хирургии имени Вишневского, двоих в восемьдесят третью городскую больницу, одну женщину – в восемьдесят шестую.
В одиннадцать часов утра Данилов уже был дома. Сидел в ванне, полной обжигающе горячей воды, лениво черпал руками пену и с наслаждением вдыхал запах хвойного экстракта, который был натуральным и, если верить тому, что написано на этикетке, жутко целебным (из всех кожных заболеваний не лечил разве что чесотку, да и то, может быть, просто места на этикетке не хватило для того, чтобы и ее упомянуть).
Данилов так устал, что едва не заснул прямо в воде. Но собрал всю волю в кулак, вылез, натянул махровый халат, показавшийся сегодня каким-то особенно свободным (это что же получается, так исхудал за сутки?), и прошлепал в спальню, где не упал, а в прямом смысле этого слова рухнул на кровать и уснул еще «в полете».
Пять часов глубокого, без сновидений, сна вернули его к жизни. Как раз вовремя. Не успел Данилов толком продрать глаза и поразмышлять на приятную тему: «А не сыграть ли сейчас чего-то такого-этакого, например из Николы нашего Паганини?» – как послышался шум открываемой двери и спустя несколько секунд по квартире прокатилось громкое:
– Ау! Есть кто живой?!
– Vivos voco, mortuos plango, fulgura frango, – отозвался Данилов, выходя в коридор.
– Грубая древнеримская брань? – попробовал догадаться Никита, снимая куртку.
– Надпись на колоколе, – усмехнулся Данилов. – Живых зову, мертвых оплакиваю, молнии ломаю.
– Сурово.
Куртка, которой полагалось висеть на вешалке, легла на тумбочку в прихожей. Лежать ей там было недолго, до прихода Елены, которая повесит куртку на крючок и сделает Никите очередной втык, беспощадный в своей бесполезности (все равно ведь завтра куртка снова окажется где-нибудь, только не там, где положено).
– А ты как думал? Как жизнь?
– Нормально. Сегодня к нам приезжала кандидат каких-то наук проводить тренинг «Учимся общаться правильно».
– Хорошее дело, – одобрил Данилов. – Как впечатления?!
– О, тренинг получился бесподобный. – Никита, не расшнуровывая, скинул с ног кроссовки, закатил глаза и издал непонятный звук, нечто среднее между всхлипом и стоном. – Всего-то за два с половиной часа мы узнали, что вежливость помогает нам в общении…
– Разве не так? – удивился Данилов.
– Так, так. А еще дружелюбие помогает нам в общении. И уверенность помогает нам в общении. И грамотная речь помогает нам в общении…
– Все верно.
– …Аккуратный внешний вид помогает нам в общении, умение выслушать собеседника помогает нам в общении, терпение помогает нам в общении…
– Насчет терпения – в самую точку.
– Потом мы разыгрывали по плану тренера сцены типа «Равшан беседует с прорабом», смеялись от счастья. Некоторые даже рыдали. Такой вот тренинг.
– Искренне тебе завидую, – улыбнулся Данилов. – Когда я был школьником…
– Не было никаких тренингов, да?
– Нет, но я не об этом…
– А поесть есть чего? – с надеждой спросил Никита.
– Не знаю, – честно признался Данилов и, предваряя следующий вопрос, пояснил: – Я пришел и, не заходя на кухню, лег спать.
– Тяжелое дежурство? – посочувствовал Никита.
– Утомительное. С полетом на Северный Кавказ и обратно.
Через пять минут Никита сидел на кухне, бодро уминал холодный плов с курицей (так он ему почему-то нравился больше, чем подогретым) и выражал восхищение и зависть.
– Вот это работа, я понимаю! Раз – и слетал на Северный Кавказ. А куда именно?
– В Нальчик.
Данилов пил кофе. Есть ему не хотелось.
– Красиво там, наверное? Горы кругом. Красиво?
– Да, – согласился Данилов.
– Солнце?
– Его не было, все время шел дождь.
– А тяжелый был случай?
– Очень, – кратко ответил Данилов.
– А если подробнее?
– Как-нибудь потом. Вот выйду на пенсию, сяду за мемуары и там уж распишу все в подробностях. И назову соответствующе. Например, «Изнанка жизни» или «Оборотная сторона рая». Чтоб сразу цепляло и интриговало.
– А что, мемуары – это модно, – одобрил Никита. – Если еще и умный человек писал…
– А я, представь себе, предпочитаю мемуары, написанные не очень умными людьми, – без тени шутки сказал Данилов.
– Почему?
– Умные люди в своих воспоминаниях блистают умом, размышляют, делают выводы, а ограниченные просто описывают свою жизнь. Что, где, когда, за сколько, с массой бытовых подробностей. Читаешь и как будто погружаешься в ту эпоху.
– Прошлое – фигня, – пренебрежительно скривился Никита. – С ним уже все ясно. Вот в будущее заглянуть – да! Я бы хотел знать все про свою будущую жизнь.
– А я – нет, – сказал Данилов.
– Почему? Неужели не хочется?
– Любую игру интереснее проходить без подсказок.
Глава восьмая
Keep fingers crossed
(«Держать пальцы скрещенными»,