– Радуйся, убогий, дам тебе еще один шанс. Только расходы, которые я понесла, придется компенсировать. Завтра принесешь сто тысяч! Рублей.
Авиабилеты из Ростова в Симферополь и обратно вместе с оплатой номера в гостинице и небольшим авансом Рыльской обошлись Элле Аркадьевне в тридцать тысяч. По пять тысяч аванса получили оба свидетеля. Но Элла Аркадьевна привыкла из всего извлекать выгоду и потому потребовала у Исаева не сорок, а сто тысяч. Шестьдесят тысяч – штраф за невыполнение обязательств, приведших к краху столь замечательного плана.
– Хорошо, хорошо, Элла Аркадьевна, – закивал Исаев.
Лицо его начало розоветь, губы растянулись в улыбке. Элла Аркадьевна пожалела о том, что не потребовала с дурака сто тридцать тысяч. А то и все сто пятьдесят. «Ничего, – подумала она, глядя вслед Исаеву, покидавшему ее кабинет шаткой походкой паралитика. – Учту ему в следующий платеж».
В качестве главного врача станции скорой помощи Исаев устраивал Эллу Аркадьевну полностью. Дурак, конечно, но зато преданный, трусливый и податливый как пластилин. Такой если и подставит, то по глупости, а по глупости крупно не навредить.
Утром в понедельник, после разбора полетов на подстанции, Данилов зашел в кабинет к Мамлаю и отдал ему написанное утром заявление.
– Увольняетесь? – удивился Мамлай. – Что так внезапно?
– Устаю очень, – Данилов наполовину солгал, а наполовину сказал правду, потому что уставал он порядком и эта усталость все копилась и копилась. Везет Исаеву, который умеет расслабляться при помощи водки. Данилов так не умел. – Нужна небольшая передышка.
– Лариса уже рыдает? – усмехнулся Мамлай. – То-то она на пятиминутке такая надувшаяся сидела.
– Кто я такой, чтобы она по мне рыдала? – отшутился Данилов.
Лариса, кстати говоря, узнав о том, что Данилов уходит с линии, сильно расстроилась. Рыдать, конечно, не рыдала, но ходила все утро печальная. В разговоре с ней Данилов тоже сослался на усталость. Юрия Палыча он попросил никому не рассказывать подробностей вызова в гостиницу «Потемкин». Тот обещал молчать.
Исаева Данилов ни о чем спрашивать не стал. Какой смысл? Ясно же, что Штирлиц, подражая своему киношному тезке, станет все отрицать. Предъявить-то ему нечего, кроме стройной логической цепочки. Исаев вел себя как обычно, в глаза смотрел прямо, и Данилову оставалось только удивляться такому невероятному самообладанию. Или же полному отсутствию совести.
Глава шестнадцатая
Всегда начеку
Под историю с романтической западней Данилов вспомнил прошлогодний случай с заведующим кафедрой биохимии Лесешацким. Одна из студенток второго курса (если верить слухам, ходившим по университету, – та еще оторва и еще большая тупица) пожаловалась в ректорат на то, что Лесешацкий делал ей неприличные намеки. Мол, я тебе пятерку, а ты мне сама знаешь чего. А когда бедная девушка возмущенно отказалась, срезал ее на экзамене.