Празднование юбилея Зои Андреевны как-то плавно переросло в общение между мужской частью коллектива, но саму виновницу торжества это не напрягает. На каком-то этапе, Роберт Сергеевич с Леной извлекли откуда-то из недр беседки прямоугольную корбочку и вручили Зое Андреевне гарнитур, который привозил в ресторан яркая личность Юра.
— Кстати, и Крематорий и сам скоро подъедет, — смеётся Роберт Сергеевич. — Я не смог ему отказать, он так напрашивался… Прости, Зоя.
— Единственный живой и адекватный человек среди всех вас, — припечатывает Зоя Андреевна, скептически глядя на мужа. — И отлично знает, как и с кем общаться!
— Ну да, у него были поводы научиться общаться правильно, — синхронно смеются в ответ Лена с отцом. — И нравиться людям.
Глава 14
На каком-то этапе, после вопросительного взгляда Комаровских в сторону Роберта Сергеевича, из-под топчана появляется трёхлитровая запылённая бутыль с какой-то загадочной надписью заковыристой вязью, из которой лично я понимаю только цифру «40 ͦ». Асель достаёт откуда-то посуду, и "взрослая" мужская часть аудитории начинает дегустировать содержимое бутыли. Минут через пятнадцать, под насмешливые взгляды женщин, дегустация перерастает во что-то чуть более масштабное.
Затем к Зое Андреевне приезжают какие-то подруги её возраста, и "взрослые" женщины, хихикая и оглядываясь на беседку, исчезают в доме. Чтоб через пять минут объявиться на балконе второго этажа, в шезлонгах и тоже с какими-то бокалами в руках.
Асель с Леной остаются с нами.
— Кажется, распределение по группам произошло штатно, — шепчет Лена мне на ухо и быстрым движением выхватывает из-за моей спины с моей тарелки бутерброд. Который я перед этим старательно мазал икрой, клал на него тонким ломтиком рыбу, стараясь, чтоб икра не расплылась; затем выбирал сыр и ветчину, чтоб положить сверху.
— Опять двадцать-пять, мы же договаривались, — кошусь на неё. — Скажи и я тебе сделаю! Лен, ну куча же еды на столе?!..
Но выяснять отношения при всех не комильфо, потому Лена просто показывает мне язык и через секунду, пользуясь тем, что на нас никто не смотрит, вообще проводит языком мне от подбородка до самого верха лба.
Опешив, не нахожу что сказать ей в ответ. Только широко раскрываю глаза от удивления.
Как обычно в мужской компании за выпивкой в этой стране, разговор на определённом этапе сворачивает на политику.
Комаровских, вначале тщательно взвешивая слова, оглядывается на меня и Вовика, а Бахтин — только на Вовика; но после пояснений Роберта Сергеевича, кем мы ему приходимся, «взрослые» перестают сдерживаться.
— Вообще, конечно, подзасрались мы, чего там, — морщась после выпитого залпом, говорит Комаровских, протягивая руку к тарелке с сыром. — Чтоб раньше, ну даже не при нас, а ещё, допустим, в восьмидесятые, более сорока процентов личного состава под подозрением в нелояльности…
— Ты сейчас о Конторе или о стране? — уточняет Роберт Сергеевич.
— И, и. — Запуская кусок сыра в рот, отвечает Комаровских. — Хотя о Конторе, конечно, в большей степени.
— Какие сорок, — насмешливо смотрит Бахтин на Комаровских. — Не смешите… У меня, конечно, ваших аналитиков нет, но и так же невооруженным глазом видно, что намного больше сорока.
— Тут надо точно понимать, что мы понимаем под лояльностью, — на правах хозяина, вступает в спор Роберт Сергеевич. — Если готовность выполнить любую команду сверху — то это одно. А если готовность жить исключительно на оклад плюс выслугу — то это уже совсем другое.
— Ага, особенно когда те, кого ты по команде выпускаешь в том или ином виде, хотя должен сажать, живут в миллион раз лучше тебя, — смеётся Комаровских.
— Да и в Союзе это было, — машет рукой отец Лены. — Я вот помню…
Далее старшее поколение предаётся воспоминаниям о том, что раньше и вода была мокрее. Бахтин, как самый молодой и, видимо, по нынешней должности времён загадочного Союза не заставший, только слушает и смеётся.
— Бахтин, а чего ты тут корчишь рожи? — поворачивается к Бахтину Комаровских. — С видом всезнающего учителя?
— Да случай вспомнил, — смеётся Бахтин. — Тоже двое таких, как вы, неравнодушных, ааа-га-га!.. Я ж на двенадцатой заставе служил, пянджского отряда. Левый фланг двенадцать кэмэ, правый семь… Послали нас как-то уже не помню по какому поводу, втроём, в этот раз без лошадей, на дальний фланг естественно. Да сработка наверное была… Я — специалист по заградительным системам, второй — связь, третий — стрелок. Пришли, хоть убей не помню, что устраняли, в итоге — всё сделали. И тут эти двое, что со мной, на варана пальцем тычут — кто расстреливать будет?
— Живодёры, — грустно говорит Лена.
— Да какие ещё там развлечения, — отмахиваются от неё все мужики, включая Вову, кроме меня, — и что дальше?
— Ну прицеливается стрелок, — смеясь, продолжает Бахтин. — Стреляет. И главное, недалеко было, метров пятьдесят. Но пуля попадает как-то между вараном и песком, проходит вдоль тела варана и, видимо, обжигает ему всё снизу. Он, естественно, подпрыгивает на всех четырёх…
В этом месте все начинают вдыхать воздух поглубже и уже начинают смеяться.