— Ну, видимо, родильное — такая вещь, что обзвонить нас с вами обоих у него просто не было времени, — предполагает Анна, располагаясь на кушетке.
— Вероятно, — бормочу, параллельно бросая малый скан на паховый лимфатический узел.
За два часа свободного времени в полиции, благодаря хорошо изолированному помещению без помех и ничем не занятым мозгам, я так продвинулся в ощущении чужой нервной системы, что сейчас всерьёз думаю: а что если этот навык начать тренировать так же, как мы тренируемся в боксе?
Если какие-то два часа настолько добавили и яркости восприятия, и скорости сканирования, то чего можно добиться, если так позаниматься с месяц? Или с полгода?
Есть же японский каратисты, которые за несколько лет тренировок каменные глыбы голыми руками в пыль стирают.
Что если и моя коррекция программ в чужих клетках поддаётся такой же тренировке?
Обдумаю позже.
В паховый лимфоузел частотами можно больше не лезть. Сама опухоль, правда, почти не изменилась. В лучшем случае, на доли процента, даже мной едва уловимые. Но она, как минимум, перестала выдавать в организм продукты своей жизнедеятельности. То есть, её клетки как будто перестали размножаться.
Хм. Не могу пока это никак оценить с высоты своих знаний. Значит, просто работаем дальше.
Все три часа «подсвечиваю» эту опухоль, попутно пытаясь заставить её колебаться с «видимой» лимфоцитам частотой. Предполагаю, что «качается» навык при цикличной нагрузке. Потому, делаю как в боксе: пару минут работаем, минуту отдыхаем и расслабляемся.
К двенадцати часам, кажется, я скоро сам светиться начну.
Особого результата в двенадцать я не вижу, но чувствую, что всё делаю правильно. Мне почему-то кажется, что сейчас прервать сеанс будет не правильно. Опыта не имею, решаю довериться предчувствию.
— Вы торопитесь? Или можем ещё поработать? — спрашиваю у почти что задремавшей Анны.
— Не тороплюсь. А сколько ещё?
— От тридцати минут до часа.
— Хорошо, давайте.
Следующий час трачу на «подсвечивание» опухоли с разных ракурсов. Никакого логического обоснования тому нет, но уже к самому концу сеанса, во время моего дежурного «скана», вижу, что одна из границ опухоли продолжает сама держать нужную частоту. Очень хорошо "видимую" лимфоцитами.
Когда Анна выходит, я ещё минут пятнадцать сижу в кабинете. Завариваю сам себе чай, благо Котлинский всё оставил на столе, по ящикам искать ничего не нужно. Пью заваренный чай и завариваю ещё раз.
Пытаюсь набрать Котлинского на мобил, но тот не отвечает. Ну да, врачи в оперблоке и аналогичных местах всегда ставят телефон на беззвучный режим.
Мою за собой чашки и двигаюсь дальше, захлопнув дверь кабинета.
Обед дома сегодня готовить не для кого. Потому доедаю вчерашние тефтели, благо, сделал с запасом. Пока ем, отправляю Лене смску. По ошибке, отсылаю её не лично Лене, а в общую группу.
«Группа ШВЕДСКАЯ СЕМЬЯ.
14.05. Мелкий: Так что, я прихожу сегодня после мойки?
14.05. Вовик: куда?
14.05. Асель: куда и зачем.
14.06. Лена: давай. Жду.
14.06. Асель: Саша, ты к нам идёшь? Захвати пожрать?
14.06. Мелкий: Захвачу. Но я же поздно буду, ближе к 00.00.
14.06. Асель: норм.
14.06. Вовик: Эй, а что это у вас за собрание без меня?
14.06. Асель: Если хочешь, и ты приходи. Идем в личку.»
Набираю Лену. Она тут же поднимает трубку.
— Да? — на заднем плане слышатся шумы, кажется, приемного покоя.
— Я по ошибке смс в общий чат отправил. А за компанию и Вовик увязался. Нас там не сильно много будет вечером, если и он придёт?
— Мелкий, ты приходишь в любом случае. И это не обсуждается. Жду… Вовика найдём куда пристроить, если явится.
На плавании Смоляков хмуро интересуется, где меня несколько дней носило.
И я ведь не женщина, на критические дни не сошлёшься. Ссылаюсь на личные обстоятельства. Смоляков так же хмуро говорит, что если у меня результаты упали, то лично он мне не завидует.
И что я сегодня на время плыву «полторашку».
Тысячу пятьсот метров проплываю с таким результатом, что Смоляков удивлённо трясёт секундомером на бортике, потом говорит сам себе:
— Да нет, всё нормально. Видимо, у тебя мышцы не восстанавливались. А тут отдохнул — и дал результат. Ладно, считается… Норма. И даже чуть лучше…[10]
На боксе Сергеевич по-прежнему тиранит меня на «лапах», но я уже втянулся. И к концу первого часа, Сергеевич сам дышит тяжело, вспотел, и местами подгибается в коленях.
— Ф-ф-фууух, умотался… Саня, а иди-ка ты на мешок. Раз здоровье позволяет. Даже лучше на стенку. Посади-ка ты в неё с полчасика, а то и часик. С двух рук. А я погляжу. Только делай вот так…
Подход. Удар. Уклон — нырок — удар. Удар. Отход.
Подход. Удар. Уклон — нырок — удар. Удар. Отход.
Подход. Удар. Уклон — нырок — удар. Удар. Отход.
После команды Сергеевича шабашить и после душа, за шахматами говорю ему:
— Сейчас в таком ритме даже перерыв был не нужен. Как-то втягиваешься и барабанишь, как метроном. Я сейчас мог вообще не отдыхать.
— А то! Ритм — великое дело. Другое дело что в бою ритм использовать — другой склад мозгов нужен, — отвечает Сергеевич, разменивая ферзей.
— А что, ритм как-то можно использовать в бою?