Доктор 2

— Евро. Основатели Лицея — Европейская школа какая-то. Валюта платежа — евро. Да и родители же из-за бугра тоже в евро платят…

— Мелкий, всё. Пардон. До этого момента я никуда не лезла. Но тут — как минимум, справки буду наводить. — как-то серьёзно и безоговорочно ставит меня перед фактом Лена. И я начинаю чувствовать, что реаниматологом она работает не просто так.

— Да без проблем. — бормочу. — Только действия, если какие надумаешь, со мной согласуй.

Я сейчас, роясь в памяти, с удивлением обнаруживаю, что мой «предшественник» почему-то школу категорически старается не вспоминать. Действительно, странно.

— Мелкий, я на таких уродов в своём лицее в своё время насмотрелась. Хорошо, лично у меня батя тогда был на должности, и отнюдь не в банке. А вот девчонка на год младше одна была, тоже очень красивая. Вот она хлебнула. И ведь никто ничего сделать не мог. Ладно, нахер такие воспоминания…

…

Ведомственная поликлиника без вывески на входе. Первый этаж, самый конец коридора. В кабинете номер четыре за столом сидит Бахтин, сжав ладони, и мужчина в белом халате напротив него.

— Вот какие-то необъяснимые страхи. — угрюмо роняет Бахтин. — И вроде бы основания никакого нет, но не могу ничего с собой поделать. От этой постоянной тревоги регулярно срываюсь.

— В чём заключаются ваши срывы? — спрашивает мужчина в белом халате.

— Могу накричать без причины. Могу отказаться продолжать разговор. Вообще, бывает, что кое-кому физически… гхм… ударить охота. Сдерживаюсь. Но сама динамика мне не нравится.

…..

Там же, через девяносто минут.

— Олег Николаевич, мне в целом картина ясна. Спасибо за то, что обратились. На данном этапе лично я ничего страшного не наблюдаю. Я, конечно, должен вам кое-какие таблетки прописать, но мы ведь оба знаем, что вы их пить не будете? — собеседник вопросительно смотрит на Бахтина.

Бахтин молча отрицательно качает головой, закусывая нижнюю губу.

— Ну тогда как насчёт одной техники? — не сдаётся собеседник Бахтина.

— Какой именно? — чуть оживает Бахтин.

— Благодарность. Давайте начнём с малого. Заводите тетрадку. В неё каждое утро записываете не менее семи пунктов, в связи с которыми вы испытываете благодарность. Например, родителям. Если вам есть за что им быть благодарными. Либо — близким людям, поддерживающим вас всегда.

Бахтин заинтересованно кивает.

— Два условия, — продолжает собеседник. — Первое, благодарность должна быть осознанной. Вы действительно должны быть благодарны и понимать, почему. Второе, не отталкивайте от себя «эмоциональное тепло», когда будете прописывать это. Кстати, это утром — не менее семи пунктов. И потом в течение дня — каждый раз, когда что-то вспомните. Через неделю придёте ко мне с этой тетрадкой, вместе почитаем.

— Это поможет? — немного расслабившись, спрашивает Бахтин.

Конечно, — улыбается собеседник. — Благодарность является самым универсальным инструментом против страха. Любого. Но чем я вам сейчас буду что-то доказывать либо физиологию объяснять, давайте лучше попробуем начать прямо сейчас? Вот вам лист и ручка. Потом можете забрать с собой. Я сейчас выйду на десять минут, потом вернусь. И продолжим эту беседу.

Глава 16

Когда приезжаем к родителям Лены, на площадке застаём Вовика и Аселю, играющих в теннис. Лена вопросительно смотрит на меня, но я корчу такую рожу, что её вопрос умирает, не успев родиться.

Увидев Лену, Асель с видимым удовольствием потягивается и говорит, вручая ей свою ракетку:

— Сестра, кажется, ты хотела сыграть!

Через минуту Лена с Вовиком увлеченно прыгают вокруг стола, а мы с Аселей идём на кухню готовить.

— Где родители? — спрашиваю, помогая Аселе доставать чашки из шкафа. — И где сидеть будем?

— Да они у себя в комнате. Сидеть, наверное, в беседке на улице будем.

— А то я родителей на балконе не видел, когда мы заходили.

— Сидели там весь вечер. Когда вы подъехали, зашли внутрь. Видимо, переодеться, чтоб вниз спуститься. Так… Я режу колбасу и прочее, а ты завариваешь чай, годится? — интересуется Асель. И через секунду издаёт полный отчаяния вопль, — Шеше-е-е-ен… у нас хлеба нет!

— Не нервничай раньше времени. Кефир есть?

— Да, вот, — Асель растерянно протягивает мне большой пакет с кефиром.

— Ну, про муку не спрашиваю, у тебя сто процентов должна быть…

— Есть и мука, — с видом узника концлагеря и с затаённой надеждой в голосе отвечает Асель.

— Если в доме нет хлеба, но есть мука и кефир, значит, хлеб в доме всё-таки есть, — назидательно поднимаю палец. — Десять минут дай, сейчас булок наделаем.

— Каких? — зависает в прострации на секунду Асель. — У нас с тобой минут пятнадцать, чтоб на стол подать! Какие булки?

— Ха, учись, женщина… — И на её глазах за полторы минуты делаю тесто номер один, благо, духовка на этой кухне тоже разогревается за минуту. Надо будет и себе такую плиту купить, когда разбогатею…

Когда через семь минут я достаю из духовки противень с румяными горячими булками, глаза Асели по ширине почти равняются моим и приятно радуют моё самолюбие.

Лена, наблюдая эту картину через стекло террасы снаружи, машет мне рукой и заходит к нам.