Дохлокрай

Переодеться так и не переоделась. Сидела на кровати, обхватив колени руками и смотрела куда-то на стену. За окном снова шумел дождь, капли били по стеклу, расплывались в узорах. Линии стекали по светлой стене, превращались в ручейки.

– Меня зовут Ирина. Не Влада.

Он кивнул головой. Закинул подушку за голову, лег удобнее.

– Ты никогда не называешь своего имени, знаю.

Знает. Надо же.

– Когда ты убиваешь таких же, как с…

Она замолчала, почувствовав его взгляд. Не задавай глупых вопросов и не получишь ненужных ответов. Даже если вопрос глуп только из-за своей ненужности.

– Ты предложила сделку.

– Да.

– Что именно?

Она шевельнулась, повернув голову. Уставилась глазами, казавшимися полными темноты. Опасная, красивая и… мертвая. Тяжело назвать жизнью имевшееся у Ирины.

– Ты не стал убивать меня только из-за нее…

Отвечать не стоило. Ответ был простым и понятным сразу. Да, только из-за сделки. Ни одной другой причины, дарившей ей будущее, не было. Никакого варианта. Это честно. Нелюди и нечисть могут жить среди людей. Но не те, кто пьет кровь постоянно. Такие, как женщина-стригой.

Забери… умершего и воскресшего у Мрака. Ответа можно и не дождаться.

Забери странную жизнь у нечисти. Ответ может стать сильнее.

Убивая лесовика, росомаху, водяника или упыря – всегда взвешивай за и против. Нечисть живет по своим собственным правилам. Истребить ее полностью не удавалось и раньше, в лучшие для такой охоты времена. Что говорить про сейчас?

Другие считают это разменом. Он считал это раковой метастазой. Убей стригоя – появится кто-то хуже. Но не убивать нельзя.

Сделка… Сделка лучше бездействия. Стригой уйдет, спрячется. Будет реже появляться в сумерках, будет меньше себе позволять. Но потом эта красивая Ирина осмелеет. Не сразу, через… с ее опытом где-то через месяц. Неопытные смелели куда дольше, совершенно идиотски полагая о собственном уме. Пересижу с полгода почти на сухом пайке, все уляжется, круги по кровавым лужам разбегутся совсем далеко. Ни один чертов охотник не найдет. Ну-ну.

Пьющие кровь всегда были ближе к Мраку. Это догма. Это не стоит оспаривать.

Остальные Другие могли быть какими угодно. От по-настоящему злобных тварей до мелких пакостников, не более. Они жили рядом с людьми, питаясь теплом их жизни, теплом их душ и, довольно часто, теплом их тел. Только что вскрытых и выпотрошенных. Пусть и не все.

Где бы не пришлось скитаться, все и всегда оказывалось одним и тем же. Оставь в покое развалюху на отшибе и в нее очень скоро набьются Другие. От похожих на двуногих котов домашних и до прибившихся лесных, больше смахивающих на пеньки с глазами. Запусти люди свой город, деревню или поселок, распусти грызунов, бродячих псов или людей-бродяг, скоро появятся те Другие, что опаснее. А уж когда и Веры не осталось в огромной стране, разбитой на пятнадцать отдельных кусков-огрызков, стало еще хуже. Он помнил. Да, он помнил.

Брат против того, кого вот-вот считал братом. Цвет глаз и разрез, оттенок кожи, рост и даже цвет волос. Не говоря о фамилии в паспорте. Брошенные старики, убежавшие дети, оставленные жены с грудниками, рушащиеся судьбы, заводы и корабли. Оставленные военные городки и столетия длиннейшего страшного пути целого народа. Сгнившие под дождем, снегом, ветром и зноем братские могилы и деревянные кресты, целые села и танковые полки. Прущие под остатками чернобыльских ядовитых ливней странные сорняки и горе напополам с бедой. Плач одного ребенка, сидящего над родителями, плавающими в крови где-то в Тирасполе, Ордженекидзе-абаде, Сержень-Юрте или где-то еще… Только одного такого плача хватало для Других.

Они выходили, сперва робко, потом смелея, становясь все более дерзкими. Не таились, шли уверенно и нагло. Из склепов Лавры города святого Петра, из известняковых пещер по-над рекой-матушкой, из бурелома и чащ тайги, из омутов и стремнин, из сердец заброшенных старосельских погостов. Отовсюду, дождавшись своего часа.

И рядом с ними, наливаясь густой багровой тьмой, шел Мрак.

– Эй… – стригой шевельнулась, глядя на него. – Что такое?

Свет отражался в ее глазах. Играл расплавленным серебром, переливался в глубине. Ха, это он знал. С этого у многих, встреченных на пути, начиналось знакомство с именно такими Другими.

Невыносимо-манящий блеск глаз, обещающий неизведанное, сильное, пробирающее только намеком. Попади под такой взгляд, окунись глубже, погрузись до самого дна, что не достать… и ты пропал, человечек. Теперь ты просто кусок мяса, так и истекающего кровью. И сам, как доверчивая телка, подставишь собственное горло под острые длинные клыки.

Ха… красиво-опасная Ирина оказалась куда смелее, чем думалось. Куда смелее. Или наглее.

Молния толстовки вжикнула. Стригой вдохнула воздух, еле слышно втянула по лисьи дернувшимся тонким носом. Чуть шевельнула пальцами, почти неуловимо царапнув шелк темными острыми ногтями.

Против натуры не пойдешь. Особенно если твой век еще не долог.