Дохлокрай

Силу взгляда нельзя недооценивать. Силой взгляда можно остановить злющего пса. Показать все, ожидающее того впереди. Вспоротое брюхо, разваленное в разные стороны горло, хлещущую кровь, переломанный хребет. Такое выйдет не сразу. Но времени научиться у него хватало. На свои места ребятишки сели хмуро и расстроившись. Но ни один не решил попросить его отойти. А требовать? Ну… им явно расхотелось.

На автовокзале, перейдя по переходу, осталось только найти нужную остановку. И сесть в «двести сорок седьмой». Придется чуть подняться, но так он точно успеет доехать к исходу времени. После сообщения о встрече времени было не больше часа.

Осень рыжела, краснела и золотилась вокруг. Деревьев хватало. Повсюду, волнуясь под ветерком, мелькало охряное, малиновое и оранжевое. Вырвавшись из высоких стен новостроек, погружаясь в гордо стоящие «сталинки» и аристократические выжившие особняки, город менялся. Превращался в самого себя, настоящего, лежащего вдоль черно-зеркальной Волги вольготно и по-купечески широко. В приоткрытое оконце врывался запах листьев, недалекой реки и остатков сухой пыли, носимой взад-вперед ветром-бродягой.

Здесь, под совсем очистившейся голубой далью, мрак отступил. Солнце, выкатившись из-под туч, разогнало наступающий холод и плетьми лучей выгнало мрак. До ночи, но дышать стало легче.

Мелькнула шахматная доска набережной, чугунное плетение ограждений, яркие точки бегающих малышей. Дорога ощутимо пошла вверх, оставляя слева острые ассиметричные шпили-близнецы готического костела. Рвущие небо и прозрачный воздух, показывающие: он приехал. И напоминающий: здесь тебя ждут вечером. Ждут Другие.

Говорящее металлическое дерево. Бронзовый антропоморфный древомутант. Веселый смеющийся Буратино с ключом в поднятой руке. Нестареющая кукла-мальчик, стоящая у дома своего автора. А его ждал заросший бородой по самые глаза здоровяк, любящий ароматизированные сигариллы.

– Думаю, не стоит спрашивать про славянский шкаф?

Здоровяк довольно оскалился. Выглядело страшновато, напоминая неожиданно зевнувшего медведя.

– Я Семеныч.

Он кивнул. Назвал ничего не значащее имя.

– Все плохо?

Семеныч оскалился шире. Хотя, казалось, куда шире?

– Все еще хуже, братишка. Намного. Уж поверь.

Да верил он, верил. Тут даже собственными глазами не нужно пытаться рассмотреть прячущихся в темноте. Город наполнялся концентрированным злом, накачивался им, ровно как тугой гнойник липким содержимым. Чирьи не вылечишь мазями, прогреваниями или наговорами бабки-шептуньи, их только давить, больше никак. Вскрывать и давить, стискивая зубы, пока терпишь резко-рвущую боль, пульсирующую в ритм белесо-кровяной дряни, прущей наружу.

Города заполнялись Мраком также быстро, как села, деревни, станицы или аулы. Ему же все равно насчет того, что мягко тронули вроде бы незаметно-пушистые лапы, прячущие внутри ледяные острые когти. Десяток выживающих на берегу речки Сылва в крохотном поселке, шесть семей родственников деревушки под Белгородом, триста тысяч нефтяников с семьями городка а-ля Стрежевой или два с лишним миллиона вместо полутора, живущих здесь, у Волги. Мраку все равно, он как талая весенняя вода и худая кровля, поставленная Фондом капитального ремонта, его черные вязкие щупальца найдут крохотную дырку и втянут внутрь все накопленное Зло, смешают с варящимся в людском котле и все, чертово рагу готово.

Сколько раз такое уже случалось? Он точно помнил два последних раза. Первый, почти тридцать лет назад и второй, когда, казалось, беды ничто не предвещало. Только, вот вопрос, почему ему все чаще приходиться колесить по дорогам, так и не ставшим лучше, не высыпаться, проводя ночи напролет все в тех же переулках рабочих районов и развалинах бывших заводских корпусов, рыская между полустанками и сельскими остановками, оказываясь в гаражных массивах и исследуя спальники городов-миллионников.

Почему? Он пока не понял и не разобрался. Но тогда, в девяностых, все было куда проще. И не могло сложиться иначе, начиная с чертовых августовских дней. Мрак тогда жрал всех, без разбора. Но, особенно, как и всегда в годы, пожирающие людей изнутри, Мрак быстро добирался до молодежи.

…Я крашу губы гуталином…

Сиси все приходил в себя, сиськи Джины казались весьма ничего, а Мейсон сражал сарказмом и ухмылками. Шашлык жарился куда реже сегодняшнего, а дым потихоньку начинал пахнуть человеческим мясом. Не братков с их разборками. Мясорубка в городах сменилась промышленной в республике на Кавказе.

…Напудрив ноздри кокаином…

Понятно, утюги не поют. Основное назначение утюга, само собой, гладить платье. В смысле, одежду. Но "доносилась из каждого утюга" или, на крайняк, "из электрочайника", только-только становящихся популярными, как раз про этот самый случай.

…Давай вечером с тобой встретимся…