Доказывание истины в уголовном процессе: Монография

Некоторые доводы воспринимаются присяжными как убедительные и влияют на принятие ими решения, а другие остаются пустыми словами. Очевидно, есть нечто, помимо доказательств, что влияет на позицию присяжных. Важно понять, что. Важно понять отличие довода (аргумента) от доказательства, ведь, на наш взгляд, состязательный процесс накладывает отпечаток именно на первую категорию — довод. Мы говорим о доводе как форме использования «состязательного доказательства» — «litigious evidence» (по словам Вигмора)[421].

Как уже отмечалось, некоторые юристы отождествляют понятие доказательства с понятием довода[422]. Наверное, это не совсем верно. Несмотря на тесную связь доказательства, факта и довода их нельзя отождествлять. Так, М.А. Гурвич отграничивал «доказывание» от «доводов», то есть соображений, которыми аргументируется отношение (или его отсутствие) тех или иных фактов к рассматриваемому делу и юридическое (правообразующее или правоотрицающее) значение этих фактов[423]. В то же время несомненна глубокая связь между ними. Поэтому необходимо внимательно проанализировать понятие довода в контексте уголовно-процессуального доказывания и в связи с родственными ему понятиями.

Из обычного употребления слова «довод» мы знаем, что «довод — это мысль, приводимая в доказательство чего-нибудь»[424]. Довести до сведения, уведомить кого-либо о чем-либо. Всякое доказывание позиции субъекта имеет свой тезис, основание и доказательства (аргументы). Тезисом называется положение, при котором категории истинность и ложность выясняются посредством доказательств, то есть доказыванием. Причем доказательство, посредством которого выясняется ложность тезиса, называется опровержением. Все положения, на которые субъекты ссылаются как на доказательства и из которых следует истинность доказываемого тезиса, называют основаниями или аргументами[425].

По мнению В.А. Новицкого, статус аргументации полностью зависит от правового статуса личности, ее излагающей. С помощью аргументов поясняется значение и доказательств, и доказываемых фактов. Аргументация субъекта доказывания — основа, на которой зиждется все доказывание[426]. По его заключению, отдельные доводы (аргументы) играют роль доказательств, другие — нет[427].

Полностью с этим нельзя согласиться, но наличие сильно развитого субъективного начала в доводе несомненно. Несомненно и то, что довод доводу рознь. С античных времен имеется деление аргументов на аргументы ad rem (к существу дела) и аргументы ad hominem (к человеку), поскольку в делах судебных люди действуют не только по велению рассудка, но и «голоса сердца»[428].

Предельно упрощая суть проблемы, можно заметить, что довод — это и есть средство доказывания; довод — это выведение из факта, доказательственного факта, вывода. Источник сведений о доказательственном факте исследуется, проверяется сторонами и в результате получается факт-2. Выведение из факта-2 вывода о доказываемом факте (правильность тезиса), которое делает сторона, и есть довод. Довод — эта предлагаемое стороной основание для судебного решения, значит, это предпосылка для судебного решения. Проведем теперь анализ имеющегося у нас материала, касающегося понятия «довод».

Как уже отмечалось, Аристотель выделял два рода доказательств: искусственные доказательства, то есть те аргументы, которые оратор выводил из своей речи, и неискусственные — те которые стояли вне его речи[429]. Нетехнические доказательства привходят извне, как, например, свидетельские показания, и достаточно просто уметь их «использовать». «Технические доказательства» оратор добывает при помощи диалектического метода[430]. Эти доказательства подразделяются на три вида: их следует искать или в характере оратора, либо в расположении, в которое приведен слушатель, либо, наконец, в самом логосе, доказывает ли он на самом деле, или только создает видимость доказательства[431]. Доказательства искусственные, по мнению М.Ф. Квинтилиана, суть трех видов: признаки, доводы, примеры[432]. Главная их отличительная черта то, что они прибегают к общим местам. В то же время он негативно оценивает такие искусственные доказательства, которые совершенно основываются на искусстве и состоят в уверении и убеждении слушателей, пренебрегая доказательствами, сравнивая их с пением сирен[433]. Квинтилиан говорил: «Подобные общие места, которые в речь входят, служат только пособием и украшением доводов, и как бы тело покрывают сии жилы (то есть доказательства. — А.К.), коими судное дело связывается»[434]. «Я не спорю, чтобы не надобно бы стараться угождать слушателям; но надлежит более возбуждать страсти. Однако в том и другом скорее успеем, когда совершенно убедим судью в истине: а сего достигнуть без доводов и других утвердительных пособий не можно»[435].