Советские ученые сразу начали говорить о необходимости установления материальной (объективной) истины. И даже сам М.С. Строгович достаточно рано в категоричной форме сформулировал требование к абсолютной достоверности истины обвинительного приговора: «Но осуждение обвиняемого (подсудимого), вынесение в отношении него обвинительного приговора не может состояться, как бы высока ни была степень вероятности виновности обвиняемого; здесь требуется не вероятность, а достоверность, то есть установление истины»[1273].
Но классовый подход, идеологическая составляющая в модели доказывания истины были все-таки приоритетнее. Советские юристы даже не старались это скрыть. Но некоторые из них пытались облагородить социалистическое правосудие и его неблаговидные результаты, завернув их в риторическую обертку из учения об объективной истине, особенно яркой эта обертка была в виде концепта «абсолютной истины»[1274].
Впрочем, на первом этапе формирования советской концепции объективной истины была сильно представлена и классическая позиция, согласно которой судебная истина — это вероятное знание. Многими учеными в 1920-30-е годы материальная (объективная) истина трактовалась как вероятная истина. Так, А.Я. Вышинский полагал, что истина это установление максимальной вероятности тех или иных фактов, подлежащих оценке[1275].
С.А. Голунский считал, что истина это та степень вероятности, которая необходима и достаточна для того, чтобы положить эту вероятность в основу приговора[1276].
Показательной в этом плане является работа В. Громова и Н. Лаговиера, где они пишут, что «в области судебного исследования при оценке отдельных фактов, как доказательств, трудно бывает провести грань между достоверностью и вероятностью. Редки случаи, когда доказательства представлялись бы в таком виде, что у судьи составлялась бы уверенность, что в данном случае доказательства дают полную достоверность, то есть «высшую степень вероятности»… Судебные доказательства имеют содержанием индивидуальные меняющиеся человеческие, житейские отношения, обстоятельства и факты, которые к тому же проверить опытом, за редким исключением, невозможно. Таким образом, уголовно-судебную достоверность… можно рассматривать только как совокупность вероятностей»[1277]. Ими сочувственно цитировались такие писатели, как И. Бентам, Д. Спасович, Л. Владимиров.
Скорее всего, переход на более категорическую позицию по этому вопросу был предопределен модой на естественно-научный способ преобразования теории доказательств. Советские специалисты были одержимы идеей призвать научно-техническое знание на службу делу исследования преступлений и полного установления материальной истины. М.М. Гродзинский говорил о необходимости поставить на научную почву исследование и оценку доказательств, как личных, так и вещественных. Он считал, что научная объективизация оценки доказательств может произойти в результате применения знаний психологии, криминалистики, естественных наук[1278].
В. Громов и Н. Логовиер утверждали, что к числу «вспомогательных дисциплин, входящих в область криминалистики, следует отнести и учение об уголовно-судебных доказательствах или теорию доказательственного права»[1279].
Отсюда уже недалеко до полного отождествления судебного способа установления истины с естественно-научным. Гуманитарный слой снимался, оставалась голая схема, которую предлагала теория отражения, особенно в ее вульгарном изложении.
К тому же фундаменталистское, то есть радикальное материалистическое учение, исходящее из тезиса о возможности достижения абсолютной истины относительно явлений объективного мира, взявшее на вооружение марксистско-ленинскую теорию познания, на практике проявляло нетерпимость к инакомыслию в гуманитарной науке и оправдывало государственный монополизм в уголовно-процессуальном доказывании. Монополизм государства проявляется в организации судебной власти, обвинительной власти и даже в формах и процедурах организации защиты. Частное начало изгоняется со всевозможной тщательностью из сфер, где решаются вопросы, имеющие особую значимость для жизни общества, особенно из сферы правосудия.
Это подтверждается и практическими делами приверженцев учения об объективной истине: они на долгое время установили в науке свою монополию на обладание истинным знанием, подавляя с помощью средств репрессивного аппарата любые попытки инакомыслия. Ключевую роль в этом сыграли, на наш взгляд, М.С. Строгович и АЛ. Вышинский, создавшие идеологически выверенное учение об объективной истине как абсолютно достоверном знании о совершенном преступлении.
Алла Робертовна Швандерова , Анатолий Борисович Венгеров , Валерий Кулиевич Цечоев , Михаил Борисович Смоленский , Сергей Сергеевич Алексеев
Детская образовательная литература / Государство и право / Юриспруденция / Учебники и пособия / Прочая научная литература / Образование и наука