Доказательства эволюции

В науке термином «микроэволюция» принято обозначать эволюционные изменения внутри вида. Акт видообразования считается «пограничным» событием, а появление надвидовых таксонов (новых родов, семейств и т. д.) называют «макроэволюцией». Однако в последние десятилетия эти термины употребляются все реже и реже. Библиотека Pubmed, упоминавшаяся во вводной части, содержит свыше 260,000 статей с ключевым словом «эволюция», но всего-навсего 193 статьи со словом «макроэволюция» и 358 статей со словом «микроэволюция» (по состоянию на 4 марта 2010 г.) Почему же эти термины выходят их моды? Дело в том, что большинство биологов обоснованно считает, что микро- и макроэволюция ничем принципиально не отличаются друг от друга. Точнее говоря, макроэволюция — это просто-напросто суммарный результат множества последовательных микроэволюционных событий. Все упирается в масштаб рассмотрения: когда у нас есть детальная информация (лабораторный эксперимент или очень подробный эволюционный ряд в палеонтологической летописи), мы видим, как правило, последовательность микроизменений. Если же мы рассмотрим только начало и конец длинного ряда (как в случае с эволюцией гоминид, см. выше), то, сравнивая их между собой, можно говорить уже о макроизменениях. Именно такая ситуация получается в том случае, когда не найдены промежуточные формы между двумя крупными таксонами: мы видим значительные изменения и говорим о макроэволюционном «событии». Лишь в редких случаях удается в лаборатории или в природе наблюдать нечто похожее на «макроэволюционное» событие (см. раздел «Эво-дево: следы макроэволюции«). Однако такое сверхускоренное возникновение новых видов с измененным планом строения — это скорее исключение, чем правило. В большинстве случаев на крупные «макроэволюционные» изменения в природе уходят даже не миллионы, а десятки миллионов лет, и складываются они из множества последовательных «микроизменений».

Как говорилось в разделе «Наблюдаемая эволюция», ученым удается, несмотря на все трудности и низкие вероятности, реально наблюдать процесс видообразования в природе и эксперименте. Но можем ли мы точно так же пронаблюдать появление нового семейства? По-видимому, не можем, и вовсе не потому, что таких событий в природе не бывает, а просто по определению, в силу того обстоятельства, что никакая новая форма, выведенная в лаборатории или возникшая на наших глазах в природе, не будет признана новым семейством. Биологи не станут выделять ее в новое семейство именно потому, что все произошло так быстро. Нравится нам это или нет, но ранг семейства биологи присваивают группе только в ретроспективе, когда группа уже «набрала силу», накопила запас изменчивости, разделилась на роды и виды, одним словом, «доказала» всей своей эволюционной историей, что заслуживает семейственного ранга. Даже если в результате «макромутации» возникнет необычная форма с измененным планом строения, потребуются миллионы лет, чтобы выяснить, можно ли эту форму считать родоначальником нового семейства, или это был просто бесперспективный уродец, обреченный на вымирание, или аберрантный представитель предкового семейства, от которого так и не произошло ничего принципиально нового.

Поэтому мы можем реально наблюдать «настоящие» макроэволюционные события только в ископаемой летописи, когда удается найти хорошие филогенетические ряды, соединяющие предковый таксон (например, лопастеперых рыб) с таксоном-потомком (например, первыми бесспорными тетраподами), о котором нам уже заранее известно, что от него в будущем действительно произошло что-то большое, важное и принципиально новое (например, все наземные позвоночные).

Рассмотрим эту ситуацию подробнее. Лопастеперые рыбы дали начало первым наземным позвоночным в конце девонского периода. Это «макроэволюционное событие» довольно детально документировано в ископаемой летописи. Переход от рыб к тетраподам растянулся примерно на 20–25 млн лет (385–360 млн лет назад) и состоял из множества последовательных мелких шажков, ни один из которых по отдельности никак «не тянет» на статус макроэволюционного.