Возьмем Майкла Легга – стендап-комика, который недавно пришел к нам с проблемой. Во время первого телефонного разговора с Крисом он назвал себя «неизлечимым прокрастинатором». Это был миф, укрепившийся в его сознании. Легг объяснял, что ему не хватает сосредоточенности и целеустремленности, он не знает, что делать, ведь он должен писать тексты – это его работа. «Может, я недостаточно стараюсь? – спрашивал он. – Может быть, я просто не в себе? Возможно, во мне что-то отключилось». Легг рассказывал, как он просыпался в страхе перед предстоящим днем. Каждое утро тащил себя к письменному столу и «пытался писать». Часами просиживал, вымучивая из себя слова. Расстраивался, что не написал ничего, что бы ему самому понравилось, отвлекался на Twitter, чувствовал себя виноватым из-за того, что отвлекся на Twitter, занимался бесконечными домашними делами, чувствовал себя плохо еще и из-за этого, гулял с собакой, снова садился за стол. Крису было очень жаль Майкла, когда тот рассказывал, насколько его изнуряет чувство вины. Дни складывались в недели, недели – в месяцы. Срывались дедлайны, упускались возможности. И все это время он винил себя за неспособность «приступить к делу». Но затем произошло нечто важное. В середине нашей учебной программы в электронном письме он сообщил, что понял всё о себе самом и тех взглядах, что определяли его поведение (подробнее об этом позже), – прямо как у Шерил Стрэйд.
Стрэйд (которой тогда не было и тридцати) застопорилась не потому, что ей не хватало таланта (об этом говорят ее дальнейшие успехи в литературе), и вряд ли можно сказать, что ей не хватало решимости и настойчивости: ее прославил трудный одиночный поход на 1770 километров по Тихоокеанской тропе[4]; упорство – это ее конек. Но в те первые дни Стрэйд сомневалась в себе. Она чувствовала себя совершенно несчастной, потому что пыталась действовать по чужим стандартам и терпела неудачу. Сработала установка на данность, и, подобно Леггу, она пришла к убеждению, что определенный метод будет – и должен – работать для нее, потому что он работает для известных и успешных писателей, на которых стоит ориентироваться.
Обдумывая советы, которые она получила на тех первых встречах и лекциях, Стрэйд писала: «Если бы вы присмотрелись повнимательнее, то увидели бы, что этот мужчина – а это обычно был мужчина – сидит в своем кабинете, а жена приносит ему обед. Я бы сказала, что это просто не моя жизнь, меня никто так не обслуживает. Я подавала обеды другим людям. Я была официанткой»{11}. Стрэйд оказалась в тупике, потому что пыталась (и не смогла) скопировать других – на другом жизненном этапе, с другими приоритетами, другими обязанностями; людей, у которых было больше свобод и привилегий, чем у нее на тот момент.
Стрэйд со своим скромным достатком принадлежала к рабочему классу. У нее не было никого, кто помог бы ей овладеть мастерством, – ни известных друзей, ни тех, кто предоставил бы ей помещение, чтобы писать. У нее не было никого, кто приносил бы ей обед. Имелись лишь работа официантки, стресс, обязанности и арендная плата. Мы рассказываем эту историю о первых шагах Шерил в литературе не с целью раскритиковать полученные ею советы – ведь их давали с самыми лучшими намерениями. Те писатели, несомненно, обладали талантом и упорством, и предложенный совет не всегда плох: ежедневный труд может принести хорошие результаты. Проблема в том, что он не всегда полезен. Когда Стрэйд поняла, что ей продали миф, она изменила подход. Она осознала, что нужно писать так, чтобы удобно было ей самой, соответствовало ее образу жизни, обязанностям и другой работе. Как мы увидим в главе 3, этот метод – писать нечастыми «приступами-запоями».
Почему мифы, в которые мы верим, обладают такой властью? Одна из причин в том, что их в качестве истины преподносят нам люди, которым мы доверяем и которыми восхищаемся. В 1980-е и 1990-е годы большим влиянием обладал профессор Роберт Бойс, который изучал авторов с писательским блоком и снабдил догмат процесса письма печатью научной авторитетности. Бойс был настолько убежден, что ежедневный труд является лекарством от всех проблем с продуктивностью, что его научные работы иногда выглядят как патетические руководства по саморазвитию. Возможно, именно поэтому его идеи привлекли внимание. Он весьма критично относился к другим подходам и особенно ненавидел так называемое запойное письмо, связывая такой метод работы с депрессией и другими проблемами психического здоровья.