Дойти до горизонта

Я кивнул головой. Водитель оскалился сквозь заднее стекло и рванул так, словно хотел вывести трактор на околоземную орбиту. Мои ноги заскользили с шаткой опоры. Трактор заложил крутой вираж и встал на собственную колею, по которой приехал сюда. Клубы серой, похожей на муку пыли выскочили из-под колес, осели на меня плотным слоем. Не только видеть, дышать стало трудно. Теперь, когда я лишился «зрения», поездка вообще перестала напоминать передвижение по земле. Мы проваливались в ямы, и у меня замирало дыхание. Мы приземлялись, и на мое тело обрушивалась троекратная перегрузка.

Мы совершали фигуры высшего пилотажа и, как я подозреваю, не только в горизонтальных плоскостях. Я просто чувствовал, как водитель азартно отжимает от себя баранку руля, пытаясь двойную полубочку перевести в штопор. Опора прыгала подо мной как необъезженный жеребец. Мне все время казалось, еще минута — и я увижу удаляющийся в туче пыли трактор с самой невыгодной для себя точки — с земли.

Я попытался криком привлечь внимание к своему бедственному положению, но пыль мгновенно забила рот не хуже кляпа. В очередном прыжке вверх я исхитрился стукнуть кулаком в заднее стекло. Трактор встал, будто ткнулся в бетонную стену. Я еще раз стукнул в стекло, но уже непланово — головой. Через пару минут меня извлекли из пылевого облака.

— Чо стучал? — заинтересованно спросил водитель, но по моему страдальческому лицу понял все сам. — Лезь на мотор, — скомандовал он.

Не без помощи Валеры я взгромоздился на капот, растянулся по всей длине.

— За выхлопную трубу не хватайся — сожжешься! — предупредил водитель.

За что можно держаться, я спросить не успел. Трактор, взревев мотором, рывком взял с места. Меня мотнуло в сторону, подкатило к той самой трубе. От металла пахнуло жаром. Чтобы не изжариться заживо, я в панике схватился за первый попавшийся предмет. Им оказался Васеньев. Мертвой хваткой вцепился я в его плечо. Валера не протестовал, только крепче вжал пальцы в скобу, приваренную к кабине.

Мое тело теперь почти не елозило, только ноги мотало туда-сюда. Я скреб пятками по гладкому металлу, но зацепиться было не за что. Как я тогда не свалился, до сих пор не понимаю.

Через час такой бешеной езды мы были на центральной усадьбе. Несколько домиков торчало прямо посреди пустыни. На острове проживало в общей сложности девять семей — шесть на усадьбе и три на метеостанции.

Официальную часть — проверку документов и тому подобное, ведь мы находились на территории заповедника, куда посторонние не допускаются, — закончили быстро.

— Теперь выкладывайте ваши проблемы, — предложил директор заповедника.

Проблем было только две — вода и продукты.

— С водой просто, забросим на тракторе сколько потребуется, — успокоил директор. — С продуктами сложнее. Магазина у нас нет. Но, думаю, соберем по домам что нужно. Умереть с голоду не дадим. Составляйте список.

Список решили урезать до минимума. Было неудобно опустошать кладовые наших гостеприимных хозяев. Как я понял, от излишков здесь никто не страдал.

На улице девчата дискутировали с местными пацанами. Что-то мне не понравилось в неестественном оживлении Монаховой.

— О чем шумим? — поинтересовался я, подойдя ближе.

Зависла неловкая пауза.

— Да так, ерунда всякая, — наконец нарушила молчание Войцева и тут же, словно сбивая меня с мысли, задала вопрос:

— Дают продукты?

— Они про самолет спрашивали, — чистосердечно признались дети.

— Про какой самолет? — насторожился я.

— А вон там аэродром, — замахали руками дети, они были рады оказаться полезными. — Завтра самолет прилетит. Он раз в шесть дней бывает. Билеты продают вон в том домике, — перебивая друг друга, затараторили они.

— А зачем нам самолет? — глядя в упор на Монахову, спросил я.

— А кто сказал, что он нам нужен? — беззаботно отозвалась она. — Мы так спросили, для общей информации.

— Ну-ну, — не поверил я. И оказался прав.

Ночью Монахова осторожно, чтобы не разбудить остальных, подошла ко мне и тронула за плечо.

— Что? — испугался я и торопливо сел на лавке. Мне пригрезилось, что я нахожусь на плоту и надо заступать на вахту.

— Ильичев, дай двадцать рублей! — стараясь держать официальный тон, заявила она.

— Зачем тебе они? — удивился я, плохо соображая со сна.

— Я улетаю! — кратко, голосом, отметающим любые возражения с моей стороны, сообщила она.

— Наташа! — возбужденным шепотом начал я.

— Не надо! — остановила Монахова. — Дискутировать не будем. Решение окончательное! Я понял: спорить безнадежно.

— Я дам тебе двадцать рублей, но это… — от злости я не мог сразу отыскать подходящие слова.

— Спасибо! — прервала она меня.

— Ильичев, тут такое дело, я тоже полечу, — донесся из темноты глухой шепот Васеньева. — Мне надо дома быть.

Обрадовал, нечего сказать.

— Кто еще? — зло спросил я. — Давайте разом.

— Не суетись, кеп. Оставь нервы для моря, — хохотнул Салифанов.

Похоже, он не был удивлен случившимся, и его даже забавляло неожиданное для меня развитие событий.

— Ты остаешься? — пошел я напролом.

— Ты ведь мне все равно не дашь денег на билет, — резонно ответил Сергей. Стало чуть легче.

— Таня?