Дойти до ада

Климов цеплялся, хватался за светлый край сознания и вновь срывался в пустоту, в провал небытия. Крутящаяся мгла в мозгу все время выбивала из-под ног точку опоры. А тут еще запавшие глаза, прямой с горбинкой нос, костистое надбровье, звериный взгляд маньяка…

Климов чувствовал, что ему пора очнуться, выплыть, выбраться из обморочно-бессознательного омута к свету, но темнота провальной памяти была сильнее. Телеграмма о смерти, шепот жены, зубная боль и швейцар на пороге кафе — все зримо облекалось в цвет и увлекало за собой. Он клал на могилу холодные и пахнущие мокрым дубом хризантемы, сидел у гроба, смотрел на Ключеводск в бинокль… Видения провальной памяти были такими властно-цепкими, что Климов застонал. Затем пошевелил плечом и вновь увидел грустные глаза жены: «О детях ты подумал?» Мысль о сыновьях заставила встряхнуться. Климов приподнялся и, ухватившись за поручни, рывком перебросил тело на лестницу, мигом взбежал по ней, подтянулся и, оказавшись наверху, побежал по балке к железобетонной опоре, державшей угол здания. Поближе к выходу, где должен быть Зиновий… Заметив внизу длинную доску, лежавшую на бочке с солидолом, он высоко подпрыгнул, перевернулся в воздухе и сразу же двумя ногами приземлился на торчавший край доски. Длинный конец ее резко ушел вверх и сбил с ног террориста, угодив тому под челюсть. Раздался хруст ломаемых костей, и вязкое чувство бессилия исчезло.

Климов лежал, придавленный камнями, в полной темноте. Болезненно ныло плечо, гудела голова, лицо было присыпано каменной пылью. Он выплыл из небытия, стряхнул с себя налет оцепенения. Проверил руки, ноги. Пошевелил пальцами. Выбрался из-под завала.

«Если это не взрыв, то явно землетрясение», — сказал он сам себе и специально громко повторил:

— Землетрясение.

Медик не ответил. Климов осторожно двинулся вперед и неожиданно отдернул руку — в боковой стене хода зияла дыра. Он ее не видел, только чувствовал. В нее затягивало руку. Климов отодвинулся назад. Все его тело сковал немыслимый, потусторонний страх. Медика не было, зато была дыра — неотвратимый, как судьба, путь в преисподнюю.

Климов понял, что дыра всосала в себя Медика — гора проснулась. Это был ее провальный вдох. Климов столкнулся с тем, о чем рассказывал Иван Максимович, с загадочным и, в общем-то, объяснимым явлением природы. В одной из горных пустот образовался вакуум, и туда теперь затягивало воздух. Сколько этот «вдох» продлится, сказать было трудно. Иван Максимович считал, что «протяженность вдоха» может достигать нескольких суток. Никогда не знаешь, что случится на земле, а под землей — тем более.

Темнота, стоявшая перед глазами, была слепящей.

Пальцы рук покалывало, как с мороза, но в завале становилось душно, словно в ноздри, в горло, в сами легкие набился тополиный пух.

Надежды на спасение не было.

Сзади — завал, а впереди — дыра.

Могила для живого.

Ад.

Климов дошел до ада.

Оставалось медленно, неотвратимо умирать. До пепла выгорая изнутри от жажды жить.

Климов знал, что лучший способ пересилить страх — это нагнать его на своего противника, но… врага не было. А нагонять страх на то, чему название бездна, — сумасшествие.

Климов опустил лицо в свои ладони и тоскливо застонал.

Безвыходность страшила больше смерти, доводила до безумия.

Скорее бы все кончилось, скорее.

Климов поймал себя на мысли, что боится не момента умирания, не самой смерти, а возможности осознавать жизнь  п о с л е. Созерцать, но не участвовать. Не чувствовать. Не сострадать. Только свидетельствовать… и не больше.

Климов сглотнул ком в горле и подумал, что мистические страхи подземелья тоже наводят ужас.

Чтобы не сидеть и не скулить, он начал разбирать вокруг себя завал, стараясь не производить резких движений. Трещина в любой момент могла расшириться.

Всматриваясь в темень своей каменной ловушки и досадно сознавая, что чернее ночи может быть лишь только ночь под землей, он через какое-то время начал различать сдвигаемые им в сторонку камни и острые края огромной дыры. Все камни, подвинутые к ней, исчезали в пустоте, как будто их всасывал гигантский пылесос. Надеяться на то, что им дыра пренебрежет, не приходилось, но и отступать было некуда: сзади тупик — стена гранита. Климов обнаружил ее, когда разбирал завал и отправлял камни в дыру. Зря только ссадил пальцы, выворачивая глыбу. Туннеля больше не существовало. Если он где и остался, так только впереди. В полутора метрах от Климова и в полуметре от дыры.

Климов почувствовал во рту солоноватый привкус, подсосал и сплюнул кровь. Вот уж влип так влип. Между молотом и наковальней.

Трещина, которую Климов обнаружил под ногами, была небольшой, но, как она поведет себя в следующее мгновение, понять было нельзя. Землетрясение сдвинуло с места тысячи тонн камня, расслоило сотни метров гранита, перепутало все ходы-выходы, связало штреки, штольни, вентиляционные ходы в один гигантский лабиринт, в котором каждый шаг таил опасность, вероятность гибели.