Дочка папы Карло

– Ты ж мой маленький боец. – приговаривал родитель, заботливо смазывая зелёнкой очередную ссадину или царапину любимой дочке.

  Первый раз рубанок, показавшийся тогда непомерно тяжеленным, я попробовала взять в руки в шесть лет. И тогда же первый раз пришла домой с разбитым носом. После этого отец отвёл меня в секцию очень популярного в те времена самбо. Первое место по области в своей категории я получила в одиннадцать лет.

   Никогда не забуду, как однажды в школьной подворотне меня обступила местная шпана, в надежде поживиться карманной мелочью.

   После той отчаянной уличной демонстрации своих боевых талантов, мне потом ещё не раз приходилось доказывать право на собственную неприкосновенность. Однако, в результате того, что в последней драке я серьёзно, вплоть до обращения к хирургу, вывихнула руку отпетому дворовому бандюгану с говорящей кличкой Беляш, хулиганистые мальчишки связываться с юной чемпионкой потеряли всякий интерес. И даже "залётных" порой предупреждали о небезопасности неаккуратного обращения в мой адрес. " Ты что, не знаешь? Это же дочка папы Карло!" – тыкая пальцами с обгрызенными ногтями в мою сторону, шёпотом говаривали они.

  За мной накрепко прицепилось это прозвище.

  Не знаю, что обычным девчонкам дарили родители на двенадцать лет, но у меня это был – личный маленький топорик. И счастью девичьему не было предела, ибо столярным инструментом я уже владела вполне прилично для ребёнка такого возраста.

  В те поры папа серьёзно увлёкся старинными деревянными наличниками, умудрившись заинтересовать и меня. Последние десять лет он работал в небольшом частном цеху, где изготавливали эксклюзивную резную мебель. Старый мастер – Михалыч –  разрешал ему после работы оставаться и ковыряться со своей новой затеей. Там же, в своё удовольствие, крутилась и я.

  Кроме всего прочего, отцу без конца тащили какие-то сломанные вещи в починку. То он ходил ремонтировал кому-нибудь стиральную машинку, то вышедший из строя утюг или развалившийся шкаф.

  Помню, как-то баба Нюра, по-прежнему помогавшая отцу в пригляде за мной, принесла странную на вид штуковину с вставленными в пластиковый корпус крючками. Оказалось, что это была машинка для плетения шнурков. Агрегат долго валялся и пылился по всем углам нашей квартиры (у папы никак "не доходили руки" разобраться в поломке), пока я сама не взялась её наладить.

  Конструкция оказалась совершенно элементарной и, быстро разобравшись и починив заедающую ручку, я понесла "вязалку" её владелице в соседнюю дверь.

– Алиска, да что ж ты у нас такая пацанка растёшь?! – приговаривала добрейшей души бабуля, оглаживая мои короткие волосы. (К тому моменту со смешными косичками я уже рассталась.) – Давай хоть вот кружево научу плести!

  Честно попытавшись немножко повязать на той самой машинке разноцветные шнуры, я решила, что это невозможно скучно. Идея с кружевами и вовсе казалась кошмарной. В общем, идея бабы Нюры смягчить мой характер и обогатить воспитание женскими занятиями, пропала втуне.

 Так мы и жили до того самого рокового дня.

* Бауманка –  Московский государственный технический университет имени Н.Э. Баумана.

** "Почтовые ящики", о которых идёт разговор –  это не электронная почта, не деревянные или металлические ящики в наших подъездах. Так назывались закрытые учреждения, занимавшиеся всякими секретными разработками. В трудовой книжке так и значилось: предприятие п/я № такой-то. Этот номер так же являлся адресом для открытой корреспонденции.

2

Самый страшный день в своей жизни – 15.05.2019. – я запомнила в мельчайших деталях. В этот вечер я нашла отца мёртвым прямо в мастерской. Медицинское заключение – инфаркт.

  Начался тяжёлый этап моей жизни. Бесконечные визиты соцопеки, проверки, наблюдение за каждым шагом. Больше всего я боялась в шестнадцать лет оказаться в детском доме.

  Ради того, чтобы убедить надзорные структуры в своей самостоятельности, пришлось упереться, подтянуть учёбу и вести себя такой паинькой, какой сроду не была. Финансовых трудностей я не испытывала. Руководство с отцовской работы очень по-человечески отнеслось к моему положению и организовало какие-то выплаты, в которых я ничего не поняла, но была страшно благодарна за помощь. Кроме этого полагалась пенсия по утрате кормильца. И потом, мне осталась наша маленькая квартира, которую я содержала в безупречной чистоте.

  В общем, удалось убедить государство в собственной ответственности и независимости, и постепенно от меня почти отстали. Посещения сироты раз в месяц, после ежедневного мурыженья дома и в школе, можно было назвать уже прямо-таки свободой.

  Последней работой папы, из той её части, что он занимался "для души" – было необыкновенной красоты старинное зеркало. В резной деревянной раме его не хватало двух фрагментов. При каких обстоятельствах они были утрачены – не известно, но хозяин диковинки, отдавший раритет отцу на реставрацию и восстановление, утверждал, что когда-то оно украшало один из залов самого Института благородных девиц.