Чтобы оплатить четвертый сеанс у ведьмы, пришлось согласиться на давнее предложение сомнительной посредницы по удочерению ее девочек в приемные семьи за границей. Та выгодно продала обеих Светкиных дочек, правда, в разные семьи и даже страны. Светка погасила кредит в банке, еще и на ведьму хватило. Любовь дороже денег, особенно такая вот пламенная восточная страсть, как у Фархада.
— Вижу — скоро уже! — простерла ведьма ладони над трепетным пламенем спиртовки. — Но теперь ты сама должна доказать, что готова за него бороться до конца.
Понятное дело — для приворота нужно еще Светкино подвижничество, ну как же без этого? Светка ради милого была готова на все.
Жевала землю с могилы святой страстотерпицы, толкла в ступе камушек с надгробной плиты святого старца и посыпала этим песочком картошку вместо соли. Пила воду, слитую с иконы пресвятой богородицы. В последний залетный прилет милого зашила своему Фархаду в подкладку куртки тряпочку с каплями менструальной крови.
Но и этого оказалось мало. Выходила в полночь с распущенными волосами, голой и босой на перекресток, за что не раз оказывалась в «обезьяннике» у ментов и платила штраф за занятие нелегальной проституцией. Три дня стояла на пне в лесопарке, где ее заживо съедали комары. На четвертый день вокруг нее собралась коленопреклоненная толпа суеверных старушек, ждавших от нее чуда. А она сама все ждала чуда от ведьмы. И чудо произошло — ведьма приняла Светку бесплатно.
— С восточной магией, голубка ты моя, надо бороться с помощью восточных чародеев. Повезло тебе, девка. У меня гостят проездом два дервиша из Самарканда. Денег они не берут — оба дали обет бедности.
Два бедных дервиша с накладными бородами и в остроконечных колпаках вышли из–за занавески. Оба были схожи лицом, как правоверные в мечети на молитве, особенно когда все там стоят раком на коврике. Худенькие, невысоконькие. Оба чуть прихрамывали и косоглазили. Только у одного левый глаз был зеленый, у другого — голубой. Правый глаз же у того и другого был светло–карий, почти желтый.
— Баба… ходи мал–мала туда! — указал ведьме дервиш с зеленым левым глазом на закуток за занавеской.
— А то совсем болшой беда будет, — зацокал языком другой, с голубым левым глазом.
Наверное, боятся, что ведьма у них что–то секретное высмотрит, подумала Светка.
Дервиши раскрыли перед собой раззолоченные книжицы.
— Дура–баба, согласна быть у почтенного Фархада восьмой женой без права на детей и нажитое имущество?
— Согласна, батюшка.
— Не батюшка, а почтеннейший. Ты не в церкви у кяфиров.
На Светку натянули цветастые шаровары, накинули халат и паранджу благоверной мусульманской жены. Дервиши поставили ее между собой и принялись юлой вертеться на месте. Длинные юбки их халатов раздулись колоколами. Пронзительное арабское пение возносилось по тональности ввысь, как визг разгоняющихся авиационных гироскопов. И Светка… исчезла.
— Где клиентка? — высунулась испуганная ведьма из–за занавески.
— В кишлаке Кюрджун у тандыра готовит лепешки для своей свекрови, а что такого?
Ведьма заглянула в свой магический шар и действительно увидела почерневшую от работ и забот старуху рядом со Светкой у печки–тандыра.
— Все они такие! — гыгыкнула ведьма. — А голову бабе дурил, что папа генерал.
— Папа у почтенного Фархада в самом деле генерал, а он сам уже кандидат наук, то есть доктор по иностранным меркам, и перебрался в Лондон.
— И эта халупа — генеральская вилла? — ткнула ведьма пальцем в магический шар.
— У генерала вилла в пригороде Кандагара. Просто мама Фархада — восьмая жена генерала. Она живет в высокогорном кишлаке, где генерала не видали уже пятнадцать лет. И увидят только перед похоронами. Уходи, нам надо переодеться, нечисть.
Из ведьминого подземелья дервиши вышли в приличного вида европейских костюмах. Джентльмены сели в свою машину и направились в гостиницу «Люксария».
— Устал я за сегодня что–то, — сказал тот, что был с зеленым левым глазом.
— И я вымотался, — согласился тот, что был с голубым левым глазом.
— Еще бы! Чего нам стоило подтолкнуть их патриархат провести через парламент законопроект «О некоторых мерах по досрочному искуплению грехов и мелких прегрешений еще при жизни».
— И почему мы обязаны работать на небесную канцелярию? У них в раю, видите ли, веками не закрываются вакансии для праведников, и пространство пустует. А мы тут должны недогрешников перевоспитывать, чтобы ангелы их хоть с дристом, хоть со свистом смогли протолкнуть сквозь игольное ушко на небеса.
— Мы и на адскую контору работаем — пытошные камеры для грешных душ переполнены, хоть ты пекло закрывай. Грешников столько, что девать их некуда.
У себя в номере джентльмены уютно расположились в креслах у фальшивого камина и первые минуты как завороженные смотрели на видеоогонь.
— Ты бы музыку завел для релаксации, — сказал тот, который с зеленым левым глазом.
— Какую?
— Что–нибудь из родного фольклора. По дому соскучился, знаешь. Тут всегда так холодно, душу бы согреть.
— А она у нас есть, душа–то?