— Это не римский меч. У него слишком длинное лезвие. Вполне возможно, что этот меч служил тебе еще в Британии. Хотя, по идее, как только вас с отцом схватили, вас тут же должны были разоружить.
— Мой тебе совет, госпожа, ступай лучше домой, — посоветовал ей Ллин, вновь пожимая плечами.
— И ты тоже.
— У меня здесь дело.
— Дело? Это что же за дело такое?
— Вителлий.
Диана улыбнулась холодной как лед улыбкой.
— Только не притворяйся, что он и есть тот император, который бросил тебя за решетку.
Ллин поставил ногу на придорожный камень. Вечерний ветер трепал его седеющие волосы.
— Я никогда не притворяюсь.
Они с Дианой буквально буравили друг друга глазами. Марцелла с интересом наблюдала за ними.
— Вителлий уже мертвец, даже если пока он все еще жив, — наконец произнесла Диана. — Какое тебе до него дело?
Ллин улыбнулся ей. Последние лучи солнца играли на бронзовом обруче у него на шее и браслетах, которые он получил давным-давно в качестве наград за сражения, выигранные у другого римского императора.
— Я тоже уже мертвец, госпожа.
— Зато до сих пор жива твоя способность затмевать собой других мужчин, — заметила Диана. — Жаль, что я познакомилась с тобой здесь, а не в Британии.
Ллин расхохотался над ее словами.
— Не думаю, чтобы из тебя получился воин.
— Зато ты сделал из меня колесничего. И на этом спасибо.
— Диана, надеюсь, ты уже наговорилась? — спросила Марцелла, удивленно выгнув брови. — Смотри, уже совсем темно. А ведь, кажется, именно ты не советовала мне ходить одной по темным улицам.
Диана повернулась, сделала знак преторианцам и зашагала прочь от Ллина. При этом ее синий плащ взметнулся вверх, и Ллин поймал ее обнаженную руку.
— Если со мной что-то случится, — сказал он ей. — Можешь взять себе моих лошадей.
— Тебе это непременно нужно? — Диана одарила его полным негодования взглядом. — Теперь мне решать, чего мне хочется больше всего — твоей безопасности или твоих лошадей. А лошади у тебя, должна сказать, отменные.
Ллин вновь улыбнулся и отпустил ее руку. В следующий миг он бесшумно растворился в толпе.
— Что это было? — поинтересовалась Марцелла, когда они поспешили дальше. — Только не говори мне, что он твой любовник. Потому что это настоящий дикарь.
— О боги, только не это, — с отвращением вздохнула Диана. — Давай лучше поспешим домой, пока в город не вошел враг.
Глава 20
Корнелия обожала Сатурналии. Это были ее любимые праздники.
Прежде всего, в доме шла уборка — чтобы к новому году он сиял чистотой. За ней следовал традиционный пир, во время которого рабы раз в году возлежали на пиршественных ложах, а их хозяева подавали им угощения. Пизон не слишком любил эту часть. По его мнению, в ней было нечто унизительное. А вот Корнелия не имела ничего против того, чтобы обойти ложи с графином вина, наливая его в кубки рабам, которые отвечали ей робкой улыбкой. Что дурного в том, что раз в год мы меняемся с ними местами, размышляла она.
Впрочем, в этом году Корнелию терзали сомнения в том, что веселье состоится. Никаких подарков. Никаких забав и дурачеств. В этом году повсюду будет царить смерть.
— Госпожа! — схватила ее за руку служанка. В глазах девушки читался испуг. — Я слышала, что на Мильвиевом мосту вспыхнула потасовка.
— Ничуть в этом не сомневаюсь, Зоя, — Корнелия сделала пометку на восковой табличке и постаралась подавить тошноту, которая преследовала ее все утро. — Ты уже закончила пересчитывать постельное белье?
— Нет, но…
— Непременно пересчитай.
Никаких пиров, никаких игрищ, однако дом по случаю праздников все равно следует привести в порядок. К своей великой радости Корнелия обнаружила, что Туллия была не такой уж и хорошей хозяйкой, хотя и ходила по дому со связкой ключей и лично составляла список блюд.
Ее больше волновало, чтобы рабы не крали еду и не занимались любовью в пустых спальнях, нежели скопившаяся в углах пыль.
Корнелия подтолкнула дрожащую рабыню к шкафам, в которых хранились скатерти и постельное белье.
— Займись делом, Зоя. Сейчас не то время, чтобы маяться бездельем.
А сама направилась в кухню.
— Вы уже испекли недельный запас хлеба? — поинтересовалась она у рабов.
— Нет, но, госпожа, привратник говорит, будто он видел, как армия входила в город.
— Это не повод, чтобы ничего не делать. Хлеб должен быть испечен. — Ее взгляд упал на группку мальчишек-рабов, которые пытались что-то рассмотреть на улице сквозь отверстия в ставнях. — Этих тоже следует занять делом. Пусть начистят до блеска всю посуду.
— Слушаюсь, хозяйка.