Дочери Рима

Отон. Это была скорее попытка. Бедную Корнелию обуревал гнев по поводу смерти Пизона, и она пылала ненавистью ко всему, что так или иначе связано с убийцей ее мужа. Марцелла не удержалась и интереса ради поведала сестре несколько подробностей. Любопытно было посмотреть, что та предпримет. Надо сказать, что Корнелия оказалась куда более предприимчивой, чем ожидала Марцелла, — она примкнула к соратникам Вителлия и, ускользая из дома под видом посещения бань, начала передавать им любые сведения, какие, по ее мнению, могли помочь заговорщикам свергнуть ненавистного ей Отона. Марцелла и сама была готова встретиться с заговорщиками, однако Корнелия горела таким рвением, что ей ничего другого не оставалось, как просто «подкармливать» сестру нужными той сведениями. Передвижения легионов, тыловое снабжение, мелочное соперничество среди полководцев Отона — все это она как бы невзначай вкладывала в уши сестре или оставляла ей на видном месте записки. Корнелия передавала эти сведения соратникам Вителлия, и те не преминули ими воспользоваться, чтобы одержать победу над Отоном при Бедриакуме. Было ли поражение Отона полностью моей заслугой, размышляла Марцелла. Скорее всего, нет. Но ей было приятно думать, что свой вклад в победу Вителлия она тоже внесла. Жаль, правда, что Отон покончил с собой. Несмотря ни на что, он все-таки ей очень нравился.

А сейчас на императорском троне сидит Вителлий.

Из того, что Марцелле было о нем известно, он был толст, прожорлив и большой любитель скачек. Не слишком умен — скорее марионетка в руках честолюбцев. Что же с ним можно сделать?

Она села на поросшую мхом скамью, откуда открывался прекрасный вид на город. Рим. Она писала его летопись. Исписала уже несколько свитков. Но насколько они хороши, эти ее истории? Никто никогда не опубликует того, что вышло из-под пера женщины, никто никогда этого не прочтет. И тем не менее она продолжала писать, ведь что еще ей оставалось? Как известно, женщины не творят историю. Самое большее, что они могут, — это быть очевидцами событий. И все-таки она, высокородная Корнелия Секунда, известная также как Марцелла, с высоты холма взирала на Рим, а у ее ног лежали три мертвых императора. Никто даже не догадывался, что они там лежат, — ни муж, который презирал ее, ни сестра, которая всем своим видом выражала свое неодобрение, ни обе дурочки-кузины. На уме у одной были исключительно любовники, у другой — лошади. Никто ничего не знал. Никто ни о чем не догадывался. Марцелла рассмеялась вслух, представив себе выражение лица Туллии, если бы та узнала, что ее золовка низложила троих императоров.

Впрочем, кто знает, кто знает…

— Марцелла, — раздался за ее спиной резкий голос. — Я приходил к тебе домой, но рабы сказали, что ты пошла прогуляться, и мне ничего не оставалось, как отправиться вслед за твоим паланкином.

— Домициан! — обернулась к нему Марцелла, с улыбкой глядя на коренастого юношу, поднимавшегося верх по склону холма. — Вот уж никак не ожидала тебя здесь увидеть!

— Каждый день, когда тебя не было в городе, я возносил молитвы богам, чтобы они берегли твою жизнь, однако успокоился лишь тогда, когда до меня дошли добрые известия.

— Но не ты ли утверждал, будто твой Несс еще никогда не ошибается?

Домициан. Младший сын Веспасиана, блестящего и проницательного полководца, наместника Иудеи. У него единственного имелась армия, способная противостоять легионам Вителлия. Веспасиан приносил присягу верности Гальбе, затем Отону. Интересно, присягнет ли он на верность Вителлию? После смерти Нерона верные ему легионы хотели провозгласить его самого императором. По крайней мере до нее доходили такие слухи.

— Слава богам, что ты жива и здорова! — воскликнул Домициан, бесцеремонно заключая ее в объятья.

— Да-да, жива и здорова, — смеясь, подтвердила Марцелла и попыталась оттолкнуть его руки, которые уже пробрались под складки ее платья. Увы, у нее ничего не получилось. Домициан оказался на редкость силен. Не говоря ни слова, он стащил ее со скамьи на траву и проник в нее еще до того, как его губы жадно приникли к ее губам. Неожиданно на Марцеллу горячей волной накатилось желание. Обвив Домициана ногами, она рвала на нем тунику, а когда он попробовал поцеловать ее, впилась зубами ему в щеку. Затем перевернула его на спину и оседлала, словно хищница, едва ли не до крови царапая длинными ногтями ему грудь. Крик из его горла рвался к вечернему небу, а на губах Марцеллы играла — нет, не улыбка блаженства, на них застыл оскал похотливой самки.

— Ты моя, — приговаривал Домициан, крепко прижимая ее к себе, — ты моя.

Нет, это ты мой, мысленно поправила его Марцелла. Наконец она скатилась с него и поправила порванное платье.

Домициан. Сын Веспасиана. Чем ты можешь быть мне полезен?