В Прессиньяке жизнь сельских жителей словно бы замерла в ожидании начала жатвы. Бледно-желтая пшеница, в вечернем свете казавшаяся чуть розоватой, мягко стелилась по ветру, обещая, как и в былые годы, хороший урожай. Красивые округлые зерна дадут муку, а потом и хлеб с коричневой корочкой, без которого не обходится трапеза ни в одной семье…
Мари толкнула калитку и с удовольствием вдохнула запах теплой земли и скошенной травы. Она на мгновение замерла, радуясь тому, что она здесь. Ее все так же восхищала красота этих мест, где прошла ее юность. В этот спокойный час приближения сумерек каждая деталь пейзажа обретала исключительную красоту… На соседнем холме, на краю поля, оставленного под паром, стояла косилка-сноповязалка в ожидании того момента, когда в нее запрягут пару лимузенских коров. Косилка напомнила ей об отце, который первым в регионе стал покупать современную сельскохозяйственную технику. Благодаря ему Прессиньяк открылся для нововведений. И все же сам Жан Кюзенак сожалел о том, что это ведет к исчезновению старинных традиций — нет больше ритмичного танца серпов в поле, женщины не вяжут в снопы золотистую пшеницу, не стучат в руках самых сильных парней в округе цепы… И все же «муссюр» знал, что выживание крестьян в этом постоянно меняющемся мире напрямую связано с механизацией их труда.
Узнав гостью, Лизон и Камилла одновременно вскрикнули от удивления:
— Мама!
Камилла бросилась к ней, грациозная и легкая в своем белом платье. С раскрасневшимися щеками и распущенными волосами, она была воплощением юности и счастья.
— Моя взрослая девочка! — воскликнула Мари, прижимая дочь к груди. — Ты такая красивая, просто глаз не отвести! Похоже, воздух Шаранты идет тебе на пользу! Подумать только, тебе шестнадцать! Уже шестнадцать!
— Разве это так важно, мамочка? — с лукавым видом спросила Камилла.
Мелина спускалась по аллее, ведя за ручку маленького Пьера — пухленького, крепко стоящего на маленьких ножках. Глазенки его смотрели весело, личико расплылось в улыбке. Ему был всего год и четыре месяца, но он семенил уже довольно быстро и что-то лепетал, посасывая пальчик.
— Мелина, иди сюда, дай я тебя поцелую!
Было ли дело в общеукрепляющих средствах, прописанных Адрианом, или в любви, которой окружили девочку в приемной семье, но она наконец-то стала потихоньку подрастать. За несколько месяцев ее тело изменилось: под блузкой угадывались округлости грудей. Гармоничные черты лица четче проявились. Мари отметила эти перемены не без тревоги, поскольку была уверена: Мелина вырастет очень хорошенькой, а характер у девочки такой, что она непременно станет злоупотреблять этим даром небес!
— Разве ты не собиралась приехать завтра вечером, мам? — спросила Камилла, покусывая травинку. — Ты не застала Матильду в Бриве?
— Почему же, мы с ней виделись! Но поскольку я приехала без предупреждения, она не смогла оставить меня у себя. Я потом все расскажу. А где моя Лизон?
— Ждет тебя на крыльце, — сказала Мелина. — Когда Камилла крикнула нам, что подъехало такси, мы как раз готовили ужин. Я чистила овощи, а сегодня даже помогала гладить белье!
— А я весь день присматривала за Жаном и Бертий! — подхватила Камилла. — Лизон сказала даже, что не против оставить нас в «Бори» насовсем.
Мари похвалила своих девочек, и они все вместе неторопливо пошли вверх по аллее, к особняку. Камилла взяла у матери чемодан, поскольку ей показалось, что Мари очень устала. Девушка решила, что причина тому — долгая дорога.
Парк был великолепен. Мари восхищалась симфонией цвета и аромата, каковую являли собой цветущие розы. Вид парка навевал такое умиротворение, что Мари прогнала из головы образы Матильды и ее любовника. Ей хотелось насладиться каждым мгновением в этом обожаемом месте, в окружении детей и внуков.
— А Поль? — спросила она. — Он не слишком устает?
— Нет, мамочка! — успокоила ее Камилла. — Ты удивишься, когда его увидишь! Нашего Поля не узнать! Он загорел, волосы выцвели на солнце. Он с утра до ночи работает в своем комбинезоне, который надевает прямо на майку!
— Ты забыла сказать про соломенную шляпу, он надвигает ее на самые брови! — прыснула Мелина.
Лизон радостно встретила мать и не стала задавать никаких вопросов. Они всегда без слов понимали друг друга. Этот неожиданный приезд напомнил Лизон один январский день 1948 года, но она, разумеется, не стала говорить об этом. Она сразу догадалась, что Мари чем-то серьезно расстроена, и, когда весь дом уснул, они бесшумно вышли и уселись на каменной скамье в парке.
Все вокруг было залито лунным светом, возле деревьев двигались неясные тени. Тень от огромной ели была такой длинной, что доставала до скамейки, сидя на которой, Мари и дочь тихо беседовали.
— Теперь ты знаешь, что меня заботит, — с невеселой улыбкой заключила Мари. — Снова Матильда принялась за старое!
Лизон ласково обняла мать за плечи, пытаясь ее успокоить. Наконец она заговорила шепотом: