— Чтобы он заткнулся и не мешал мне работать! — немедленно ответил Нивард. — Вот что, Робин, ты предложил хорошую мысль и помог мне сделать открытие. Поэтому я не убью тебя за то, что ты помешал мне спать. Но сейчас заткнись и не смей тут реветь, понял?! И выкинь из головы, что я добрый. Добрый! Хорошо, тебя не слышит канцлер Ортвин.
— Но я… — запротестовал было ребёнок.
— Всё, заткнись и не мешай мне! — потребовал чёрный маг. — Ты хотел увидеть Рейнеке — вот он, подавись им, а от меня отстань. Добрый! Надо же было придумать!..
Рейнеке поманил мальчишку за собой и увёл подальше от погружённого в работу приятеля.
— Начни сначала, — предложил чёрный маг. — Кто ты такой?
— Я Робин, — немного обижено напомнил мальчишка, снова усаживаясь на землю. — Однажды в ночь на праздник рассвета весны я услышал пение. Оно было такое красивое! Я пошёл и увидел… увидел… они светились! И музыка… пели такими красивыми голосами… я пробрался туда, и тоже плясал с ними, а потом наступило утро и кто-то сказал «Ах, бедный малыш!», а кто-то сказал «Пусть останется с нами!», и я прожил у них много-много дней, и соскучился по маме с папой, и по братикам… я искал дорогу, но они только смеялись и говорили «С нами лучше, оставайся!». А потом я услышал твою музыку и пошёл за тобой. Но моей деревни больше нету.
Он шмыгнул носом, но больше плакать не стал. Вместо этого он с восторгом уставился на волшебника.
— А у тебя правда есть волшебная дудка? — спросил Робин. — Я видел, как ты колдовал! Вот бы мне так!
— Это не колдовство, — наставительно ответил Рейнеке, — а апробация уникального артефакта.
— Апро… апро… акация… — запинаясь, попытался повторить мальчишка. — Покажи, а! Как ты это делаешь?
Рейнеке сунул руку за пазуху, но в то же время подул сильный ветер. Он сбил грязно-серую шапку с головы мальчишки, растрепал его волосы и на какое-то время на паренька невозможно было прямо взглянуть. На глаза мага набежала слеза, он смогнул… показалось… показалось ли… что голова у Робина будто бы больше, чем у детей такого роста, хоть и ненамного, а волосы ярко-рыжие, и какой-то странной жадностью горят бледно-зелёные огромные глазищи. Мальчик заискивающе улыбнулся. Зубы у него были мелкие, редкие и очень острые. Рейнеке сморгнул. Наваждение пропало. Обычный человеческий мальчишка, тощий, грязный… глаза большие, правда, но это понятно, если он месяц голодал… вот ведь исхудал как…
— Потом покажу, — покачал головой маг. Ветер предупреждал его. О чём? Что за народ мог иметь такую уродливую внешность? Или помстилось?
Лика упоминала только эльфов, сильфов, русалок и саламандр. Она не говорила ни о каких уродливых созданиях. В глазах Лики все, кроме людей, были прекрасны. А это…
О чём они мечтали? О такой вот флейте ветров?
Ветер подул снова, на этот раз не стегнув прохладным потоком воздуха по глазам, а со свистом задувая в уши так, что мерещились какие-то звуки. И Рейнеке вдруг понял, что узнал голос мальчишки. Это он кричал «Бабушка!», когда маг разговаривал со старой уродливой Бадб.
— Покажи… — отвлёк его от размышлений мальчишка.
— Покажу, — пообещал волшебник, стараясь отвлечься от злого и голодного выражения глаз ребёнка. Как он сразу их не заметил? — Но сейчас мне нужно кое-что сделать. Мне нужны маленькие дощечки… щепки, может быть… можешь найти? А я пока займусь едой. Нивард, как колдовать примется, обо всём забывает.
Он подмигнул.
Мальчишка захихикал. Маг вздрогнул. Он слышал этот смех. Он сопровождал его последние… сколько лет? А потом всегда что-то происходило. Протекала крыша, проламывался пол, лучший друг предавал его в бою (их тогда хотели побить керлы за то, что они натворили на полях… ну, и за пару-тройку соблазнённых керли тоже обиделись).
Но можно ли верить эльфам?
Они поделили по-братски печёную картошку, честно оставив Ниварду его долю. Робин послушно натаскал дощечек, щепок и даже веток. Рейнеке отогнал его подальше и принялся колдовать. Он рассуждал просто.