Дочь воздуха

— Не захочет свить со мной вместе гнездо из ветров, — пояснила я. — Да.

— И со всеми другими такими же, как ты? — не отставал мальчишка.

— А ты бываешь очень противным, — нахмурилась я, хотя голос Робина был как раз очень серьёзным и даже сочувственным. Он внимательно смотрел на меня, и я снова сдалась. — Да.

— Ну и зачем вы это делаете? Зачем вы делите ложе со смертными, если после этого вам предстоит одиночество на небе?

— Быть с мужчиной — единственный способ сделать своё тело приятным, — не задумываясь, ответила я. Ни человеку, ни эльфу не понять, как тяготит сильфа налипший на него смертный прах, как мучительно земное притяжение и каким трудом даётся каждый шаг. Как отвратительны нам неуклюжие грубые тела, которые мы вынуждены таскать. Мы терзаемся каждый миг своего изгнания, забываясь только в объятьях смертных. А теперь эльф спрашивает — зачем?

— И только? — не унимался Робин.

Я задумалась. Эльф молча ждал ответа. Он сидел рядом со мной очень спокойно и молчаливо, словно не он только что ёрничал и говорил пакостным голосочком. В этом суть эльфов — они всегда знают как правильно ждать ответ. И как его выслушивать. Молчание Робина заставляло говорить о таких вещах, которые беспечные сильфы обычно не упоминают.

— Мы умираем, — наконец выговорила я. — Люди вытягивают из воздуха всю магию и забывают возвращать обратно. Мы голодаем. Нам нечего есть. Если бы мы не любили друг друга, смерть каждого из нас на земле была бы праздником для остальных, ведь тогда было бы меньше голодных ртов. Разрушая заклинания, мы запасаем пищу для себя и своих родных.

— Это причина не возвращаться, — холодно ответил эльф.

— Ребёнок, которого не будет у меня, — это право на того, кто родится у моей матери, когда она снова совьёт гнездо, — пожала я плечами. — Она мудрее, и, может, он вырастет счастливым. А я уже отравлена прахом.

— Мы бы помогли вам, — откликнулся эльф. — Но вы никогда не передаёте нам своих ножей.

— А ты отдал бы мне руку? Или ногу? — возразила я. — Это больше, чем часть тела. Это наша свобода.

— Но ты отдала его человеку.

— Но он обещал мне его вернуть!

— Я тоже верну, — поспешно отозвался эльф, доставая из неоткуда мой нож. В тонких руках мальчишки он смотрелся сказочным мечом. Стриж расправил крылья и издал пронзительный свист. — Потом. Сейчас он тебе не нужен.

— Отдай! — не сдержалась я. Магические путы на руках стянулись сильнее, больно врезались в кожу.

— Потом, — настаивал Робин. — Сама подумай, вот придут тебя вести на костёр — а у тебя руки развязаны.

В чулане как будто стало жарче, словно огненное дыхание саламандр коснулось моей щеки.

— Спасибо, — мрачно отозвалась я.

Мальчик разжал руку, и нож исчез.

— Извини, — не стал притворяться непонимающим он. — Он точно тебя спасёт. Я видел.

— А я нет, — пояснила я.

— Да, — кивнул эльф. — Ты слишком долго была на земле. Ты сейчас человек.

— Неправда! — вскинулась я. Эльф покачал головой.

— Правда, Л'ииикькая. Сильф бы поверил. А твоё тело слишком боится смерти.

— И боли, — добавила я. Робин кивнул. — Хотела бы я знать, откуда взялись эти твари.

— О, очень просто, — оживился эльф. — Из людей.

— Что?!

— Тебя не удивляет, что ты — человек, сделанный из сильфа и праха, — обиделся Робин. — А люди состоят не только из земли, если не знаешь. Ещё из воды, воздуха и огня. Из всего. Когда человек умирает, земля и вода возвращаются к истокам, а огонь пожирает воздух и становится саламандрой. Они ещё как нарочно сжигают своих умерших.

— Не может быть, — твёрдо ответила я. — Я бы чувствовала.

— Я же не говорю, что люди — это помесь сильфа и саламандры, — засмеялся эльф. — Но в людях есть огонь. Это он толкает их на всякие безумства, вроде как защищать родину и ввязываться в драки.

— Я бы чувствовала, — повторила я не так уверено.

— Пока человек жив, в нём всё слито воедино, — пояснил Робин. — Вот ты и не видишь. Взять, к примеру, их чувства.

— Я думала, этим занимаются русалки, — не выдержала я.

— Не перебивай. Вот земля. — Он начертил прутиком символ на полу, и тот засветился. — Земля рождает похоть. К ней добавляется огонь — и похоть становится страстью. Воздух — и возникает влюблённость. Вода превращает её в любовь.

— Почему? — не поняла я. На камнях светились символы стихий. Каждая своим цветом. Они дрожали и переплетались между собой.

Эльф развёл руками. Картинка пропала.

— Реки текут всегда в одну сторону. Вода остаётся водой в любом виде. Её нельзя ни уничтожить, ни остановить. Так и любовь.

— А… — неопределённо потянула я и вгляделась в своего маленького собеседника. — Откуда ты знаешь такие вещи?

— Мне сто лет исполнится на празднике добрых ветров, — надулся мальчишка.

— О. И за что тебя так?

— За занудство, — надулся Робин ещё больше. — Я был слишком взрослым для своего возраста. Эй! Не смейся! Перестань немедленно! Я сказал, перестань!

Но я не могла остановиться даже ради спасения своей жизни. Я смеялась и смеялась, пока эльф, разозлившись, не толкнул меня, а потом не исчез с еле слышным хлопком. Я повалилась на пол, и тут заскрежетал засов в двери.