Дочь священника

Дороти стала понимать, что все, чему здесь обучали детей, на самом деле целилось в родителей. Соответственно, и тексты «образцов», и почерк как главный предмет, и попугайская зубрежка французских фраз – самые легкие, эффектные приемы создать впечатление. А между тем сидевшие на задних партах едва ли знали грамоту. Одна из них, одиннадцатилетняя Мэвис Уильямс (всегда глядевший исподлобья ребенок с невероятно широко расставленными глазами), даже считать не научилась. Сидя за партой только то и делала, что выводила закорючки. Накопила груду тетрадок – бескрайние ряды крючков и петель, как километры мангровых зарослей в тропическом болоте.

Чтобы не обижать детей, Дороти постаралась скрыть изумление, но в глубине души была поражена их темнотой. Она не представляла, что в цивилизованном мире есть еще школы вроде этой. Допотопность обычаев детально воспроизводила стиль убогих школьных заведений, известных по викторианским романам. Даже набор здешних учебников сразу переносил вас в середину прошлого века. У каждой школьницы комплект из трех книг. Прежде всего, пухлая «Арифметика», выпущенная еще до Первой мировой, но, в принципе, достаточно пригодная. Затем некая мерзость под названием «Краткий курс родной истории»: тоненькая, страничек сто, зато альбомного формата, в твердом переплте, на титульном листе фигура могучей древней Боудикки[41] и гордо реющий над колесницей имперский «Юнион Джек». Наугад раскрыв книжку, Дороти прочла:

«После Французской революции самозваный император Наполеон хотел везде захватить власть и несколько раз побеждал континентальные войска, но скоро понял, что есть на него управа «за морем». Решающая битва произошла на поле Ватерлоо, где 50 тысяч британцев наголову разбили 70 тысяч французов, а прусские союзники к сражению опоздали. Когда наши бойцы с победным британским кличем обрушились на неприятеля, враг дрогнул и позорно бежал. Главным событием XIX века стал принятый в 1832 году великий Билль о Реформе. Он положил начало благодетельным реформам, которые сделали нашу страну самой свободной и счастливой. А всем другим несчастным народам…».

Год выхода из печати – 1888. Не видевшая прежде подобных «родных историй» Дороти испытала чувство, близкое ужасу.

Третьим обязательным учебником служила изданная в 1863 году чрезвычайно скудная «Хрестоматия». Включала она, в основном, патриотичные отрывки из сочинений Фенимора Купера, доктора Уоттса и лорда Теннисона, а завершалась иллюстрированными, на удивление несуразными «Заметками о природе». Под гравированным рисунком слона пояснение мелким шрифтом: «Слон – очень мудрое животное. Весело и привольно гуляет он под сенью пальмовых деревьев. Он сильный, как шестерка лошадей, но всегда слушается маленького погонщика. Пища слона – бананы». И далее в том же ключе про Зебру, Кита, Дикобраза и Пеструю Жирафу. В учительской парте нашлись также экземпляр повести «Славный Джонни», затрепанный альманах «Мимоходом по дальним странам» и французский разговорник 1891 года «Все, что понадобится вам в Париже» с первой, самой необходимой просьбой «шнуруйте мой корсет не слишком туго». Нигде в классе не обнаружилось ничего похожего на атлас или циркуль.

В одиннадцать началась короткая перемена, девочки играли во всякие тоскливые крестики-нолики или ссорились, отнимая друг у друга карандаши. Некоторые, одолев начальную робость, столпились вокруг Дороти и болтали. Вспоминали, в частности, мисс Стронг: как больно она крутила уши за кляксы в тетрадках для образцов, какая вообще была строгая кроме тех случаев, когда ей раза два в неделю «делалось нехорошо». Она тогда пила лекарство из темной маленькой бутылочки и ненадолго становилась очень веселой, рассказывала девочкам про брата, который живет в Канаде. Но тот последний раз, на арифметике, ей от лекарста сделалось даже хуже, она вдруг громко запела, потом упала поперек парты, и миссис Криви пришлось унести ее из класса на руках.

Уроком, следовавшим после перемены, утренние занятия окончились. Проведя три часа в душном классе, Дороти хотелось выйти на воздух подышать, размяться, но надо было сразу бежать в кухню? помогать миссис Криви готовить стол. Большинство живших неподалеку учениц на обед уходили домой, но несколько за отдельную плату, по десять пенсов трапеза, обедали в «утренней гостиной». Кормление протекало почти безмолвно, ибо в присутствии директрисы школьницы немели. Подавалась отварная баранья шея, и миссис Криви демонстрировала чудеса ловкости, кладя мясные кусочки плательщицам отличным, а хрящи с жиром – средним. Что касается трех плохих плательщиц, их позорная сухомятка из пакетиков съедалась в опустевшей классной комнате.