Дочь Сталина. Последнее интервью

Мы зажили безбедно, имели возможность спокойно учиться. Правда, отец категорически заявил, что видеть моего мужа не желает: «Все на фронте, аонв тылу окопался.» Я уехала из Кремля, получив квартиру. Родился сын Иосиф. Я снова увидела отца лишь в августе 45-го, когда он вернулся с Потсдамской конференции. Я помню, что в тот день, когда я была у него, пришли обычные его посетители и сказали, что американцы сбросили на Японию атомную бомбу. Все были заняты этим сообщением, и отец не особенно со мной разговаривал. А у меня были такие важные для него новости: родился сын! Ему уже три месяца, назвали в честь деда, Иосиф. Какие это были мелочи на фоне мировых событий. Никому до меня не было дела.»

Меж тем отношения в молодой семье стали стремительно рассыпаться. Светлане все чаще приходили на память слова отца о том, что муж ее отнюдь не бескорыстен. Когда-то это подозрение больно ранило ее, но постоянно трущиеся в их доме многочисленные родственники Морозова с вечными просьбами и жалобами на жизнь, открывали глаза. Весной 47-го последовал развод. Отец никогда этого не требовал, но был доволен.

Василий быстренько съездил в загс и вернулся с чистым паспортом. Все же однажды Сталин попенял дочери.

Из интервью Светланы Аллилуевой:

«Сионисты подбросили тебе твоего муженька, - сказал как-то отец в момент желчного настроения. - Ты понимаешь, сионизмом заражено все старшее поколение, а они и молодежь учат». И мне вспомнились две оплеухи от отца, полученные за Люсю Каплера. Ему никогда не нравилось мое богемное и часто еврейское окружение.

Годы после развода были очень тоскливыми. Жила я совсем изолированно. Ходила в университет, на концерты. Ося рос на даче эдаким деревенским дикарем. Его я видела редко. Знакомых - немного, а их круг расширить было невозможно. Я жила под постоянным надзором. Единственной отдушиной в то время был дом Ждановых, где я стала часто бывать после смерти Андрея Андреевича. У его сына Юрия по воскресеньям собиралась молодежь, мои университетские друзья. Там было очень вольно. Настоящий оазис по сравнению с моей унылой крепостью. К тому же я знала, что отец любил Жданова, уважал его сына и всегда хотел, чтобы наши семьи породнились».

Вот так подошло дело и к новому браку. Светлана влюбилась в Юрия, который и вправду был незаурядным молодым человеком, талантливым ученым, прекрасно образованным и воспитанным. В сердце Светланы вновь забилась жизнь, а для нее жизнь сердца была главным. Отсутствие любви не могли восполнить ни успехи, ни дети и тихие семейные радости. Вскоре после женитьбы Светлана с маленьким сыном вновь оказались в Кремле, в квартире Ждановых. Правда, очень скоро дом, который прежде казался ей таким привлекательным, совершенно преобразился в повседневной жизни.

Из интервью Светланы Аллилуевой:

«В доме, куда я попала, я столкнулась с сочетанием показной, формальной, ханжеской «партийности» с самым махровым «бабским мещанством», как говорил об этом отец. Сундуки, наполненные разным добром, безвкусная остановка, какие-то вазочки, салфеточки, копеечные натюрморты. А ведь это был дом Жданова, который в Политбюро ведал вопросами культуры, искусства, литературы. Именно с его подачи начались гонения на писателей Зощенко, Бабеля, Ахматову, Есенина, Цветаеву, композиторов Шостаковича, Мурадели, многих знаменитых художников, кинематографистов.

Царствовала в доме вдова Андрея Андреевича Зинаида Александровна. Именно она соединяла в себе «партийное ханжество» и мещанское невежество. «Там слишком много баб. Они тебя съедят», - говорил мне отец, который не выносил Зинаиду Александровну и ее сестер. Он оказался прав. У нас перестали бывать друзья, а Юра весь ушел в работу. Я его практически не видела. Сидела одна. Он не обращал на меня внимания. Ко всему прочему он оказался типичным «маменькиным сынком», который во всем полагался на вкусы и суждения матери.

К тому же я очень тяжело болела, с трудом выносила и родила Катю недоношенной. В роддоме в одной палате со мной лежала Светлана Молотова. Как это принято у нормальных людей, ее навещал Вячеслав Михайлович. Я же отца не видела и не слышала.

Меня это так задело, что я написала ему письмо, полное обиды. Он ответил. Кстати это было его последнее письмо ко мне. Необычайно теплое.

Это было в мае 1950 года. Я запомнила одну смешную фразу: «Береги дочь. Государству нужны люди, даже преждевременно родившиеся».

В общем, опять «была без радости любовь, разлука стала без печали».

В «Фонде Сталина» нашлось письмо Светланы к отцу, датированное февралем 1952 года. Оно объясняет многое из ее жизни в то время.

«Дорогой папочка! Мне очень хочется тебя видеть, чтобы поставить тебя в известность о том, как я живу сейчас. Мне хочется тебе самой все рассказать с глазу на глаз. Я пыталась, было несколько раз, но не хотела приставать к тебе, когда ты был нездоров, а также сильно занят.