Дочь солнца. Хатшепсут

   — Я сказал, выйди! — крикнул Тот. — Повинуйся мне!

   — Прошу прощения, Высочество, — небрежно сказал Сенмут. — Её Величество Ма-ке-Ра приказала мне другое.

От наглой непринуждённости его манер кровь Тота оглушительно забилась в висках.

   — Я — Его Величество! Повинуйся мне или поплатишься жизнью!

   — Прекрати свои угрозы! — Хатшепсут с усилием поднялась, к её лицу вновь прихлынула кровь. — Что тебе нужно? — гневно спросила она. — Говори, что ты хочешь, и уходи!

   — Уйти? Моё место здесь. Эго мои покои! Вы это знаете.

Что-то всё твёрже и твёрже сжималось у Тота внутри, спирало дыхание, стискивало горло. Он медленно подошёл к ней и всмотрелся в лицо.

   — Вы это знаете, — прошептал он.

   — Я не знаю ничего подобного. Теперь я царь. Ты что, не можешь этого понять? Я — фараон.

   — На год? Пока я не стану старше? Пока дела в Нубии не наладятся?

   — Пока я не умру! — закричала Хатшепсут. — Я фараон, я царь. Я Гор! Амон предрёк мне это от рождения, и так будет до моей смерти! Теперь тебе ясно?

Тот молчал. В нём медленно нарастало отвращение ко всему в этой комнате — и к её когда-то любимому лицу.

   — Что уставился? — вспыхнула она. — Почему ты пришёл задавать мне какие-то вопросы? Ты не имеешь никакого права сомневаться во мне. Никто не имеет права сомневаться во мне! Я Ма-ке-Ра. Я дочь бога. То, что я делаю, делается по велению Амона.

Тот был не в состоянии ответить. Он с трудом видел её из-за внутренней боли, которая выворачивала, искажала, извращала все его мысли и весь мир. Но голос её он слышал — резкий, пронзительный, незнакомый голос.

   — Иди, я не вызывала тебя и не хочу тебя видеть! Я дала тебе четыре года. Теперь по воле Амона они закончились. Я знала, что он направит меня. Я всегда знала, что он не позволит сыну девки из гарема управлять моей землёй. О боги, каким это было бы кощунством! — Она умолкла, но внезапно пробежала через комнату и уставилась на него от противоположной стены. — Теперь уходи! Я запрещаю тебе отныне появляться в этой комнате. У тебя есть твои покои... Мои собственные дочери — твои жёна. У тебя есть золото, звание царевича, рабы, которые будут исполнять твои желания. Чего ещё ты можешь просить у меня?

   — Мою корону, — прошептал он.

   — Корона никогда не была твоей! Я дочь Солнца и Гор Обеих Земель. А ты никто, ничто! Я приказываю тебе уйти отсюда, я приказываю, приказываю...

А он уже выходил в коридор, отступал от её вида, от звука её голоса.

В просторном переднем зале всё ещё маленькими группками стояли придворные. Тот скованной походкой прошёл по освещённому каменному полу, видя напряжённые и смущённые лица, пустые глаза, головы, наклонённые точно под тем углом, который требовался для того, чтобы приветствовать незначительных представителей царского семейства. Даже побледневшие, не глядевшие ему в глаза слуги в дверях поклонились не ниже других. В конце концов он миновал их всех, поднялся по лестнице, пересёк зал, направляясь в свои новые покои, и закрыл за собой дверь.

Рехми-ра и Амену встали со стульев, стоявших вдоль стены. При виде их тело Тота до костей пронизал холод. Впервые он осознал, что именно они сделали, когда вышли и опустились перед ним на колени в Большом зале. Они сознательно лишили себя всего, что получили в прошлом, всего, что обещало им будущее, отвернулись от положения, рангов, первородства, семей. Рехми-ра отвернулся от своего отца, Амену — от маленькой княжны, которую любил с младенчества. У них не осталось ничего, только он.

Он со странным ощущением невесомости подошёл и встал перед двумя своими друзьями.

   — Не делайте этого. Я освобождаю вас, — хрипло сказал он.

   — Тьесу, мы не хотим быть освобождёнными, — ответил Амену. — Пожалуйста, не говорите больше об этом.

   — Вы не знаете, что делаете. Я... я больше не царь. Я...

   — Вы — царь. Вы — фараон Египта, бог и Гор. Сам Амон так назвал вас в храме, и ничто не может изменить это — ни Хатшепсут и никто другой из смертных.

Тот молча смотрел на него. В глазах Амену светилась вера.

   — А ты, Рехми-ра ?

   — Я считаю так же.

Тот отвернулся и поклялся в душе, что им, так или иначе, когда-нибудь будет воздано по заслугам... Он смотрел на незнакомые палаты и чувствовал, как в нём образуется твёрдое ядро гнева.

   — Я верну всё это! — вспыхнул он. — Я верну всё это, и, клянусь Амоном и Мардуком, я уничтожу её! — Тот стоял перед ними, больной от ярости; он и не предполагал, что такая ярость может существовать. — Все эти годы я любил её. Теперь я её ненавижу. Я её ненавижу, о боги, как я её ненавижу, как я её ненавижу...

Он бросился на стул и обхватил голову обеими руками.

ГЛАВА 2

Терпеливый народ Египта оказался в чудовищном с теологической точки зрения положении — на троне Гора оказалась женщина. Выражаясь понятнее — Гор женского рода.