Ещё на один миг, несмотря на попытку сохранить спокойствие, Сенмута охватило паническое чувство скольжения в глубину тёмной шахты — в забвение. Затем он поймал взгляд юной небольшой царевны, в оцепенении стоявшей рядом с ним, и ощутил под ногами твёрдую почву. Он всё ещё оставался воспитателем Нефер. И даже фараон не мог сместить его без согласия царицы. Вот она — точка опоры!
Хатшепсут наконец пошевелилась. Завершая сказочное действо, она воздела руки, приветствуя царя. Тишина оборвалась; зал превратился в море рук, воздух сотряс восторженный рёв. Сенмут махал руками и ревел вместе с остальными, но его мысли были в другом месте. Амон был велик, но времени, чтобы раздумывать о его величии, не было. Пока бог медленно и величественно разворачивался, чтобы направиться от маленькой фигурки, стоявшей в круге света, в своё святилище, Сенмут уже сосредоточился на изучении изменившегося мира.
Через два часа, полных суматохи, он покинул дворец и, усталый, направился на плечах носильщиков домой, на Дорогу Мут. Брат дожидался его на широком крыльце, его лицо и вся коренастая фигура выражали один вопрос.
— Сенмут! — пробормотал он, как только носильщики отошли. — Я слышал...
— Конечно, ты слышал. Все Фивы уже слышали.
— И что? Это правда?
— Чистая правда.
— Великий Птах милосерден! — прошептал Се имён. — Так, значит, сам Амон должен был сотворить чудо...
— Чудо, братец, сотворили люди.
Глаза Сенмена замерли, затем на лице появилось поднимающее выражение.
— Что же случилось?
— Именно то, чего ты ожидал. Завтра будут праздновать вступление царевича на престол. На следующей неделе он женится на царевне Нефер... и скорее всего, для полной определённости, и на её младшей сестре. Тогда через несколько месяцев, вероятно, в следующий день Нового года, его коронуют как фараона, а Её Сиятельство останется регентом на четыре года, пока он не достигнет совершенных лет.
— Её Сиятельство... согласились со всем этим?
— Так она распорядилась. Она изнемогла в долгой борьбе с собой.
Сенмен изучал лицо брата, в котором, несмотря на лёгкую саркастическую усмешку, ощущалось напряжение, вздохнул и выпрямился.
— Четыре года, считая со следующего Нового года, повторил он мрачно. — Твой путь среди властных будет коротким, Сенмут... как и мой.
— Может быть, и нет.
— Да,
— Я исполнил обещание! Разве я не Первый раб Амона, а ты не Первый писец? Я никогда не говорил, что это будет длиться вечно! — Сенмут повернулся и направился в сад. — Пусть кто-нибудь принесёт мне вина. У меня в горле сухо, как в пустыне.
— Что ты собираешься делать?
— Попробую предположить, как и откуда посыплются камни... и как следует налиться, если получится.
В сад принесли вина, Сенмен прошёл следом и решительно уселся на стул, стоявший напротив кресла, в которое устало рухнул Сенмут.
— Давай рассуждай вслух. Я хочу наконец узнать, во что ты вляпался на сей раз.
— Вляпался? — улыбнулся Сенмут. — Я высоко поднялся, братец, и притащил тебя с собой. Мы стоим на головокружительной высоте.
— Тем сильнее мы грохнемся, когда нас оттуда сбросят!
— Никто меня не сбросит... если я перенесу свою преданность с Её Сиятельства на Его Величество, использую всё своё влияние как опекуна царевны для поддержки молодого фараона, а не царицы... и забуду о самых манящих вершинах. Думаю, что мне придётся удовлетвориться этим плоскогорьем.
— И ты удовлетворишься?..
Сенмут посмотрел на брата, и его улыбка стала шире.
— Мой бедный Сенмен. Тебе это понравилось бы, не так ли? — Он осушил свой кубок, покрутил в пальцах и бросил в траву. — Что поделать, мы с тобой различаемся. Мне на ровном месте что-то скучновато.
— Ты дурак! — задохнулся Сенмен. — Тогда тебе осталось четыре года, не больше. И мне тоже.
— Возможно, ты прав. А возможно, и не прав, братец. Хатшепсут — всё же Хатшепсут.
— Разве ты не сам сказал мне, что всё это — её распоряжение?
— Да, — согласился Сенмут. Он наклонился вперёд, уже без улыбки. — Сенмен, я знаю её. Я заранее предвидел, что она так и поступит — преклонится перед неизбежным, уступит в том и в этом, позволит правам, званиям, претензиям, возможностям просочиться сквозь пальцы — но в последнюю минуту опомнится. Я предвидел, что она уступит всё, кроме действительной власти.
Сенмен потряс головой.
— Лучше отмерь себе моток верёвки. А ещё лучше — начинай строить себе гробницу, жить тебе осталось немного.