«Я не желаю ничего знать об этом, — быстро подумала она. — Я не буду спрашивать его больше ни о чём».
Но она услышала свой вопрос, заданный странным напряжённым голосом:
— А где ты жил, после этого... в Вавилоне? У этой, как её... Нанаи? С
— В Вавилоне нет
— Тот! Нет никаких других богов, кроме наших, египетских, — никаких настоящих богов!
— Нет, Эа — это бог. Он должен существовать. Эго он отобрал меня у вас и Яхмоса и привёл в Вавилон, чтобы Ибхи-Адад смог заплатить свои долги.
— Ибхи-Адад? — с усилием повторила она слабо, запинаясь на непривычных слогах.
— Гончар, который был моим... ну, тем, кто взял меня к себе. Он был очень добр ко мне, они все были очень добрыми. Нанаи... — Он глубоко вздохнул и поспешно продолжил: — Я учился в школе писцов под стеной храма.
— Тот, послушай! Ты должен забыть всё, чему тебя учили эти дикари. Бог — Амон-Ра, ты слышишь? А не этот... Эа... — она снова запнулась на этом слове.
Он покачал головой с несогласием и беспокойством в серьёзных тёмных глазах.
— Эа — тоже бог, — негромко сказал он. — Или богов нет вообще.
Ей показалось, что у неё волосы встали дыбом: так это было похоже на какое-то высказывание Ненни.
— Не говори так! — воскликнула она. — Ты говоришь точно как твой отец!.. — Она резко прервала речь, но заинтересованный взгляд Тота уже перескочил на большое кедровое позолоченное кресло.
— Там сидел мой отец, да? — задумчиво спросил он.
— Да, действительно, — пробормотала она. — Целые часы вместе с ним... дни вместе с ним... размышлял и смотрел в пространство.
— Да, я
— Бессмыслица, — начала было Хатшепсут.
— Он
— Это чушь! Твой отец был полон нелепых идей. Цари не одиноки, как это может быть? Господин мой отец был величайшим из царей, и я точно знаю, что
— Где был дворец
— О, здесь живут цари. И твой отец, конечно, жил здесь некоторое время.
Тот молча взглянул на неё, а затем сказал:
— Госпожа Шесу, пожалуйста, расскажите мне о нём. Я помню так мало, не помню даже, как он выглядел. Нет ли здесь чего-нибудь вроде... вроде этого кресла, этого кубка, что принадлежало бы
— Нет, ничего. Я даже не знаю, что рассказать тебе о нём, Тот. Он был очень странный человек. — Она сделала паузу, затем резко закончила: — Он болел, болел много, а теперь он мёртв. Кроме этого, о нём мало что можно сказать.
— Я думал... кто-то сказал мне, что фараоны не умирают.
— Он... он отбыл к богам, — твёрдым голосом уточнила Хатшепсут.
— Но он тоже был великий царь, как мой дедушка?
— Да, он был царём.
Неожиданно она встала и принялась ходить по беседке. «Я больше не выдержу этого, — думала она. — Я должна сказать ему то, что должна, сразу, очень кратко — просто сказать ему, что он должен делать, и уйти, расстаться с ним!»
Она наклонилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и её опять поразил вид его безвкусного, но трогательного наряда, и глаза, столь часто посещавшие её в видениях.
— Госпожа Шесу, — всё так же негромко сказал он, — а я тоже буду царём?
Теперь, подумала она. Вот
— Нам нужно поговорить о этом, Тот, — ответила она. — Прямо сейчас. Я не могу слишком долго оставаться с тобой, меня ждут Нехси и много других дел. Лучше всего поговорить сейчас.
— Да, — прошептал он. Она видела, что его горло судорожно задёргалось, он сглотнул. Внезапно он вспыхнул: — Госпожа Шесу, я им не нравлюсь, всем этим людям на берегу реки и на пристани, я видел, когда мы причалили. Я им не понравился. Я видел, как они смотрели на меня, — они не хотят, чтобы у них был такой царевич! Скажите, разве мне необходимо сразу, прямо сейчас становиться царём? Я не знаю, как быть царём! Я ведь даже не знаю, как быть царевичем.
Она слушала его изумлённая, ошарашенная.
— Ты не... не хочешь быть царём?
— Нет, нет! Я не могу!
— Ты... совершенно... прав, — выдохнула она, пытаясь не глядя найти кресло. Ближайшим оказалось кресло царя, и она упала в него.
— Я... я прав? — с трудом повторил Тот, глядя ей в лицо.
— Да. Да, ты действительно полностью прав. Я совершенно согласна с тобой. Я... очень рада, что ты так точно почувствовал и понял это. — Хатшепсут поняла, как невероятно удачно всё складывается, и к ней стала возвращаться её уверенность.