— Ты говорила то же самое перед тем, как мы залезли в сад сквайра Темплтона, — проворчал Гарри, его лицо стало совсем красным. — Я не мог сесть неделю после этого. И ты сказала это снова при инциденте на мельнице, и во время скандала с Трокмортон на пруду…
Аманда очнулась.
— Ты всегда был моим самым близким другом, Гарри. Я бы никогда не говорила такие вещи шутя. И не стала бы просить тебя сделать это, если бы это не было чрезвычайно важно.
Гарри пробормотал что-то себе под нос, что звучало подозрительно похоже на… «Только не заставляй меня пожалеть об этом». Затем выпрямился и одернул мундир.
— Если мы потерпим неудачу, это будет ужасно, у нас будут большие неприятности.
— Все получится, Гарри, я уверена в этом.
Аманда еще раз быстро обняла его на прощание, а затем поспешила обратно на Оксфорд-стрит. Дорогой, дорогой Гарри! С его помощью, она проникнет к противнику и узнает, кем он действительно был. Она опустила голову под первыми каплями дождя, полившего из зловещего облака над головой, и ускорила шаг. Ей нужно спешить, у нее есть план.
Капитану Джеку Эверли не нужно было смотреть на свинцовое небо или чувствовать запах мокрого ветра, чтобы знать, что шторм неизбежен. Его правая нога пульсировала глубокой ноющей болью, рана в основном зажила, но его отказ от сидячей жизни, сырость и холод усугубляли боль. Он знал, когда пойдет дождь еще до появления облаков на небе. Высшая степень иронии. Его тело было теперь более закаленным, чем стекло любого судна.
Капитан вышел осторожно из кареты и уставился на лестницу перед ним. Если он бы подумал этим утром, топроигнорировал бы свою гордыню и взял трость с собой. Так это или нет, бывали дни, когда она ему была необходима. Но он не мог проигнорировать вызов адмирала. Эверли восстановился и был готов выполнить любой приказ, и сейчас есть возможность доказать это — ведь если ему придется больше времени проводить на берегу, то он сойдет с ума. Джек одернул мундир, положил одну руку на рукоять шпаги и с мрачным лицом, поднялся вверх по лестнице к двери особняка.
Оказавшись внутри, Эверли, понял, что первые ступеньки были только началом. Он вручил тяжелый плащ лакею, снял треуголку и попытался проигнорировать изящный подъем лестницы изкрасного дерева, возвышавшийся перед ним на первом этаже. Кровавые ступеньки. Он поморщился, но тут, же исправился, когда появился дворецкий адмирала.
Паркин приветствовал его чопорным поклоном.
— Доброе утро, капитан Эверли. Рад видеть вас снова, сэр, если можно так сказать.
— Спасибо, Паркин. Думаю, адмирал ожидает меня.
Эверли подавилвнезапное желание улыбнуться. Во время всех своих многочисленных визитов в этот дом, он никогда не видел выражение каких-либо чувств на лице дворецкого кроме невозмутимости. Адмирал управлял раньше огромным кораблеми ввел такую же железную корабельную дисциплину для своих подчиненных. Чему удивляться, если лицо бедного Паркина заморожено в течение многих лет.
— Действительно, сэр. Следуйте за мной.
Паркин направился к лестнице. Джек стиснул зубы и последовал за ним.
К тому времени, когда они достигли комнаты адмирала, Эверли проклинал себя за то, что оставил свою трость внизу. Его нога болела ужасающе, он чувствовал, как стягивает кожу вокруг глаз и рта, чем больше он старается подавить боль. Джек надеялся, что его лицо не стало белым, как жилет. Адмирал лорд Сент-Винсет не был дураком.
Паркин открыл между панелями дубовую дверь и отошел в сторону.
— Капитан, сэр Джонатан Эверли, — объявил он зычным тоном.
Услышав, как его имя произносится официально, Джек заколебался на пороге. Капитан не привык к этому званию, даже после шести месяцев. Каждый раз, когда он слышал это, то хотел посмотреть через плечо, чтобы увидеть, кто такой «Сэр Джонатан Эверли», как если бы это имя принадлежало совершенно незнакомому человеку.
— Черт возьми, Паркин, перестаньте кричать. Я не глухой, как вы хотите про меня думать, — донесся вспыльчивый ответ из глубины комнаты. — Ну, мальчик, не стой там, глазея, как зеленый мичман. Войди.
Несмотря на ощутимый дискомфорт, Эверли слегка улыбнулся, когда вошел в кабинет адмирала. Его покровитель был единственным человеком, который мог снисходительно называть его «мальчик». Добродушие Джека, однако, исчезло, как только он осмотрел комнату.