Дочь посла

Скажу правду, предстоящее путешествие нас здорово беспокоило.

— Слушай, Муса, — спрашивала я, — правильно ли мы поступаем, что уходим в джунгли? Слушай, Муса, если опрокинется наш плот, что с нами будет? Ты только и думаешь о том, как бы дрыхнуть, — упрекала я его, — совсем не думаешь о путешествии в джунгли. Мы не умрем с голоду?

На все мои вопросы он отвечал односложно, как взрослый.

— Дорога требует жертв.

Так мы лежали долго-долго…

«Значит, бежим!» — сказал он вдруг.

«Чего же не бежать, тебе легко, — ответила я. — Мама и папа не твои, конечно, о них и думать не думается».

Он обомлел. Побледнел как бумага и перестал дышать. Глаза его сделались большими-большими. Вдруг он заметался по комнате. Надел белую рубаху, что ему подарили гости в прошлом году в день рождения, и, схватив в руки свой галстук, бросился вон.

Только тут я сообразила, что я натворила! Тысячи мыслей, перегоняя одна другую, заметались в голове: наверное, он никогда мне не простит. Наверное, он сейчас же скроется на плоту. Наверное, теперь его не догнать. Наверное…

Я выбежала вслед за ним. Но куда там! Среди деревьев только замелькали его белая рубашка и красный галстук. Муса мчался в сторону буровой.

Мне во что бы то ни стало надо его догнать!

Я бегу и кричу:

«Муса, постой!»

Он, не оглядываясь, несется вперед.

«Родненький, прости!»

Он все бежит.

«Братик мой, больше никогда не буду!»

Я уже задыхаюсь. Разве с мальчишками можно соревноваться в беге!

Вот он добежал до буровой. Вижу по белой рубашке и красному галстуку, как он заметался среди людей. Вот он подался в сторону деревни, где живет Лал.

Меня сразу осенила мысль: они убегут с Лалом вдвоем. Немедленно! Сейчас же!

Рассказать о нашем плоте никому не могу. Разве я решусь выдать товарищей? Ни за что! Лучше я отрежу язык, чем выдам их. А они теперь ни за что не возьмут меня с собой.

Недолго думая, я бросилась на берег. Я бегу словно ветер. Несусь будто на крыльях.

Наш плот еще на месте. Он качается на волнах.

Я быстренько вытащила с плота два весла. Там больше ничего и не было. И, торопясь, не оглядываясь, стала развязывать лиану, на которой держался плот. При этом я громко-громко разговаривала сама с собой. «Плыви один! Без меня, без моего брата и Лала!»

Плот никак не хотел уплыть. Сопротивлялся. Тогда я сильно подтолкнула его. Течение подхватило плот, и он понесся, как под парусами…

Тут я заплакала: что я натворила! Мне нет никакого оправдания.

Глаза мои распухли от слез.

Я очнулась, когда передо мною появились Муса и Лал. Они без слов поняли, что произошло. Я тоже не стала ожидать расспросов, сама сказала:

«Да, это сделала я. Но не для того, чтобы сорвать экспедицию, а для того, чтобы Муса один не сбежал. Я ведь ни за что ни про что обидела его…»

Мальчишки всегда благородны, а Муса в особенности. Он долго молчал, потом сказал:

«Да, я хотел убежать с Лалом, Шаура, без тебя. Я хотел найти нефть, чтобы папа и мама гордились мною и чтобы уж никогда не считали меня чужим. Но я постараюсь тебя простить».

А Лал добавил:

«Новый плот смастерим еще быстрее. Теперь мы имеем кое-какой опыт. И мы обязательно поплывем, если, конечно, Шаура снова не столкнет его в Брамапутру!»

Сильно толкнув в бок, Муса шептал надо мною:

— Тише, нас могут услышать! Что с тобою? Удивительные эти девчонки: даже во сне плачут!

Я промолчала, обрадованная, что мы с ним так страшно поссорились только во сне; я ведь не могла ему рассказать, какой сон видела! То, что было во сне, могло случиться и наяву.

Лал дарит цветы

Как только горизонт посерел, мы бесшумно поднялись.

В такое время не до умывания. Вещи уложены с вечера. У каждого свой узелок.

Записка короткая, ее пишет на скорую руку Муса, буквы получаются корявые: «Уходим на неделю». И оба подписываемся для верности. По комнате двигаемся на цыпочках, по лестнице тоже.

Только бы улизнуть незаметно.

Где-то завыл шакал. Это как бы служит сигналом к побудке; резко закричали павлины, заукали обезьяны. А наши все в этот ранний час, конечно, спали крепким сном. Я невольно взглянула на крышу — орла на месте не оказалось. Это хорошо или плохо, что его нет? Однако думать некогда.

На берегу, возле плота, нас с нетерпением поджидал Лал.

— Почему так долго? — воскликнул он, явно волнуясь.

Вот все места на маленьком плоту заняты. Можно отправляться, но наш капитан медлит. В самую последнюю минуту Лал, повернувшись лицом к востоку, начал что-то нашептывать. Это нас бесконечно удивило: вот уж не думали, что он верующий!

Молился он недолго, наверное, знал только одну молитву. Через минуту он протянул Мусе длинную бамбуковую палку, а сам взял вторую.

— Я буду стоять впереди, на носу корабля, а ты, Муса, будешь за рулевого на корме, — коротко распорядился он. — Итак, вперед!

Так началось наше необыкновенное путешествие в джунгли.

В этот час Брамапутра совсем не походила на реку. Она скорее всего напоминала море. На широкой и величавой глади ни одной волны. Куда ни взглянешь, всюду вода. Вот что сделали ливни с Брамапутрой!

Мои мальчики порядком повозились, пока вывели плот на середину реки.