Дочь Петра Великого

Когда он пришел посвятить супругу в эти сколь важные, столь и веселые планы, та как раз кормила попугая конфетами.

Дело было утром, прекрасная графиня еще не успела напудрить и уложить волосы – они были по-домашнему собраны под очаровательный чепчик, а утренний халатик из розового шелка лишь слегка прикрывал нежные округлости ее форм.

Сперва она с удивлением посмотрела на мужа, а потом начала хохотать.

– Твое неприличное требование, надо полагать, не более чем хорошая шутка? – воскликнула она.

– Отнюдь, мое сокровище, – возразил Бестужев, – я говорю совершенно серьезно, ибо считаю тебя достаточно красивой и умной, чтобы поймать Шувалова в свои сети, и достаточно гордой, чтобы не ставить себя в один ряд с его куртизанками.

– Это для меня весьма лестно, – ответила прелестная графиня, – лестно для моего тщеславия и лестно для моей добродетели, ибо Шувалов красивый и опасный мужчина. По крайней мере, сейчас я узнала, как далеко простирается твое доверие ко мне.

– Боже мой, на что только не пойдешь ради политики, – вздохнул министр.

– Итак, хорошенько подумай о том, что ты мне предлагаешь, – сказала красивая женщина, – я ни секунды не сомневаюсь, что смогу выполнить дипломатическую часть порученного мне тобою задания к твоему полному удовлетворению, однако то, что может случиться помимо этого, тут я никаких гарантий давать тебе не берусь, мое сокровище.

– Я тебе доверяю...

– Но я не доверяю себе самой, – засмеялась графиня, – да-да, мое сокровище!

– Да-да, мое сокровище! – повторил за ней попугай и встряхнул красно-голубым оперением.

– Давай все-таки попытаемся, – решил в конце концов Бестужев, – и если для тебя возникнет какая-нибудь угроза, у нас еще есть возможность вовремя отказаться от задуманного.

Графиня насмешливо пожала плечами.

Несколько дней спустя двор и аристократия собрались в императорском дворце на блестящий бал-маскарад, где в роскоши и оригинальности костюмов дамы постарались превзойти самих себя. Царица появилась в замечательном историческом убранстве московской княжны времен Ивана Грозного, графиня Шувалова принарядилась китаянкой, фрейлина Воронцова в облачении ворожеи-шаманки привлекла к себе всеобщее внимание украшенным оленьими рогами головным убором и увешанным колокольчиками изваянием кумира, которое держала в руке, тогда как юная графиня Трубецкая в маске камчадалки, возбудив любопытство всех, подъехала к дворцу на маленьких нартах, запряженных парой крупных белых собак.

Однако всех затмила одна вакханка, великолепные формы которой – более подчеркиваемые, нежели скрываемые античным одеянием, – и прежде всего чудесной округлости плечи, с которых ниспадала шкура пантеры и на которые волнами ложились полураспущенные густые волосы, увитые виноградными листьями, произвели среди обезображенных корсажами из китового уса и кринолинами красавиц прямо-таки завораживающее действие на окружающих.

Императрица, заметив это необычайно обольстительное видение, досадливо наморщила красивый лоб. Она тут же дала Шувалову поручение проследовать за ней и потом сообщить, кто же это такая.

Вскоре Шувалов как бы случайно оказался рядом с ожившей во всей своей прелести представительницей античной древности, которая сильно его заинтриговала.

– Приветствую тебя, – обратилась она к нему, подавая руку, – я ждала тебя.

– Меня? – недоверчиво спросил граф.

– Да, тебя, – утвердительно кивнула она, – я ведь, можно сказать, только ради тебя сюда и явилась. Олимпийские боги послали меня в эти суровые северные края, чтобы подвергнуть тебя испытанию. По-прежнему ли отдано твое сердце, – продолжала вакханка, – все так же лежишь ты у ног самой могущественной женщины России, благосклонность которой вознесла тебя над всеми твоими соотчичами?

Теперь Шувалов был убежден, что Елизавета подослала его к прекрасной вакханке, чтобы проверить на ней его преданность, и улыбнулся такой неуклюжей ловушке.

– Я никогда не скрывал своего почтения к императрице, – проговорил он в ответ, – да, я обожаю ее, и любая женщина рядом с ней кажется мне совершенно непривлекательной.

– О! Как ты умеешь лгать, – засмеялась вакханка, – тебя лучше знают, ты ветреный красивый мотылек, и все-таки тебя любят, несмотря на твое непостоянство.

– Ты меня любишь? – поспешил воспользоваться моментом Шувалов, ободренный словами античной красавицы, и взял руку незнакомки в свою.

– Осторожно, – прошептала она, – царица наблюдает за нами, она, похоже, гораздо меньше убеждена в твоей верности, чем ты сам.

– А ты? – спросил граф.

– Я? Я думаю, что увидела бы тебя у своих ног, стоило бы мне только этого захотеть, – прошептала вакханка.

– О, ты не знаешь меня, моя верность...

– Как раз я очень хорошо тебя знаю, – перебила его красивая женщина с формами Венеры, – но если ты настолько тверд в своих принципах, считаешь себя таким неуязвимым, ладно, тогда я вызываю тебя на дуэль.

– Ты слишком рано открываешь карты, очаровательная дипломатка ревности, – сказал Шувалов.

– Сейчас я не понимаю тебя.

– Ты действуешь по поручению царицы.