Дочь палача и ведьмак

– Так мне что теперь, бросить друга в беде? – Палач угрюмо отмахнулся. – К тому же там, как мне кажется, ничего серьезного. Всего лишь дурацкий кашель, им половина Шонгау сейчас мучается. Я хотел остаться, но… – Он замолчал на мгновение, а затем продолжил резко: – Мать твоя упрямая до чертиков! Она меня чуть ли не пинками погнала, когда узнала про Непомука.

– Непомук? Друг? – Шреефогль все это время молча стоял рядом с Куизлями и теперь растерянно взглянул на палача. – Боюсь, я не совсем понимаю. И вообще, Якоб, что вы делаете в Андексе? Или палач решил податься в паломники?

– Хм… это долгая история, господин советник, – вмешалась Магдалена. – Я все расскажу вам в другой раз. А пока у меня к вам просьба.

– И какая же?

Магдалена показала на хрипящих и ноющих больных:

– Не могли бы вы один часок присмотреть за пациентами Симона? Нам нужно кое-что обсудить с семьей.

Патриций растерянно взглянул на нее:

– Я? Но я даже не знаю как…

– Да там все просто. – Магдалена вручила Шреефоглю тряпицу и ведро чистой воды. – Вытирайте им пот со лба, меняйте иногда компрессы и делайте при этом серьезный и начитанный вид. Поверьте мне, большинство врачей делают все то же самое.

Она взяла детей за руки и вместе с Симоном и палачом вышла из зловонного лазарета, а Якоб Шреефогль с раскрытым ртом смотрел ей вслед.

Они все вместе поднялись по мощеной улице к церкви, чтобы отыскать спокойное место для разговора, но быстро поняли, что это не такая уж простая задача. Навстречу им после обедни шли бесчисленные прихожане. Магдалена заметила, что по сравнению со вчерашним днем паломников стало заметно больше. До Праздника трех причастий оставалось еще пять дней, но на улицах вокруг монастыря людей было уже столько, сколько собиралось лишь на Кирмес.[10]

Казалось, что паломники были всюду. Магдалена слышала множество диалектов, из которых различала только швабский и франконский. Она разглядывала группы богомольцев из разных деревень, которые всегда держались кучкой. Там были и бедно одетые батраки, и порядочные ремесленники, и толстые патриции, которые, задрав штанины, брезгливо обходили кучи конского навоза. То и дело кто-нибудь затягивал церковную песню, и остальные подхватывали.

Ступайте, грешники, смотрите
На истинного сына Божьего.

Симон и отец усадили детей на плечи, чтобы легче было протискиваться сквозь толпу. Магдалена чувствовала, как успокаивают и умиротворяют ее песни и молитвы вокруг. В воздухе стоял запах фимиама, жареной рыбы и дорожной пыли. Где-то завывал ребенок в поисках матери.

– Как ты вообще нашел нас среди этой толпы? – спросила вдруг Магдалена, пока они продирались сквозь толкотню к церкви.

– Я побывал у родственника Греца, – проворчал палач. – Сначала там был только немой рыжий дуралей. Но потом приехал наконец Михаэль и сказал, что милосердный зять мой выхаживает в Андексе больных.

– Так, значит, Грец знает, зачем вы приехали? – спросил Симон с тревогой. – Быть может, пока будет лучше…

– Ты за идиота меня принимаешь? Для Греца я теперь паломник, он так сразу и решил. Думает, наверное, мне в этом толк есть. – Куизль нетерпеливо хлопнул в ладоши. – Но хватит болтать уже! Скажите лучше, что сталось с Непомуком и как вы, черт возьми, с этим связаны.

Он злобно огляделся.

– Толкотня проклятая. Теперь мне ясно, почему меня никогда не тянуло к паломничествам.

– Думаю, я знаю одно место, где нам никто не помешает, – отозвалась Магдалена с ухмылкой.

Она знала, что отец терпеть не может больших скоплений людей; одним лишь этим публичная казнь вселяла в него ужас.

– Идемте! – воскликнула она. – Я все равно хотела показать вам кое-что.

Она пересекла переполненную площадь, минуя груды камней и мешки с известью, и направилась к маленькой калитке, которую обнаружила прошлой ночью; остальные следовали за ней. Узкая тропа по ту сторону стены привела их в скором времени к часовне в лесу. Шум толпы постепенно затих, и навстречу им попался лишь угрюмый лесоруб, после чего они остались наконец одни. Дети стали лазить по обломкам стены, и Симон дал им несколько шишек и буковых орешков для игры.

– Здесь-то я и услышала эту мелодию, – сказала тихим голосом Магдалена.

– Что за мелодия, дьявол ее разбери? – проворчал Куизль. – Говори уже, пока я выпытывать не начал.

Магдалена уселась на поваленный ствол рядом с часовней и стала рассказывать, что им с Симоном довелось пережить в эти три дня. Она упомянула о двух убитых, о кровавой сцене в мастерской часовщика, об исчезнувшем автомате и его бесследно пропавшем создателе. Не забыла она и про два покушения на свою жизнь.

– Кто-то стрелял в меня возле стены, – закончила Магдалена. – Но вот что странно: я не слышала никаких выстрелов, только свист какой-то.

– Свист? Может, это арбалет был…

Отец ее задумчиво осмотрел ближайшие деревья. Возле одного из буков палач вдруг остановился и что-то выковырял пальцем из коры. И показал с хмурым видом свинцовую пулю.

– Свежая еще, – пробормотал он. – И калибр немалый. А ты точно уверена, что не слышала выстрела?