Дочь палача и ведьмак

Дым потянулся в открытую дверь, и взору Симона предстала самая удивительная комната, какую он когда-либо видел. Вдоль стен стояли грубо сколоченные столы, на которых расставлены были всевозможные приспособления необычайного вида. По левую руку Симон увидел серебряную коробку, внутри которой вращалось множество шестеренок. Рядом лежала кукольная рука из белого фарфора; голова куклы прокатилась по столу и остановилась, лишь стукнувшись о маятниковые часы с крошечными серебряными нимфами. С кривой усмешкой голова уставилась на Симона, затем веки ее опустились, и кукла, казалось, заснула. Далее на столах поблескивали десятки металлических деталей, о значении которых Симон мог только догадываться. Вся комната пахла серой и жженым металлом; закрытые ставни, несмотря на ясный полдень, едва пропускали солнечный свет. Бо́льшая часть комнаты по-прежнему скрывалась в мутной дымке.

— Подойдите ближе, — снова раздался голос в дыму. — Вам нечего здесь бояться. Даже набитого аллигатора под потолком. Между прочим, настоящий раритет из страны пирамид.

Лекарь поднял взгляд к потолку и увидел бескрылого зеленого дракона с длинным хвостом. Он медленно кружился на веревке, и стеклянные глаза его безучастно взирали на Симона.

— Господи, — пробормотал Симон. — Куда я попал? В преддверие ада?

Кто-то засмеялся.

— Скорее, в рай. Наука открывает тем, кто перед ней не отрекается, небывалые просторы. Подойдите же немного ближе, чтобы я мог разглядеть, с кем имею честь разговаривать.

Симон сделал несколько шагов в полумраке и справа увидел высокий силуэт. Обрадованный, что отыскал наконец странного обитателя дома, он повернулся к нему и протянул руку.

— Должен признаться, нагнали вы на меня… — начал было Симон, но потом вдруг замолчал, и сердце у него заколотилось.

Силуэт перед ним оказался женщиной, одетой в красное бальное платье; волосы ее были собраны в пучок на затылке по придворной моде прошлых десятилетий. Алые губы ее улыбались лекарю, но лицо было бледным, как у покойника: казалось, в нем не было ни капли жизни. Рот ее вдруг распахнулся, и где-то внутри тела зазвучала тихая жестяная мелодия.

Потребовалось некоторое время, пока Симон не различил в ней звон колокольчиков. Невидимые молоточки со звоном выстукивали мелодию к старинной любовной песне.

— Это… это же… — пробормотал он.

— Автомат,^[5] я знаю. Жаль, я не могу позволить себе общество живой женщины. Но зато Аврора никогда не превратится в сварливую старуху. Она всегда будет молодой и красивой.

Из-за высокой куклы выступил маленький человечек. Симон вздрогнул в очередной раз, когда узнал в нем монаха, который пару часов назад спорил с братом Йоханнесом. Симон попытался вспомнить, как звали монаха. Настоятель упоминал его имя на совете. Как уж его звали? Брат…

— Брат Виргилиус, — сказал монах и протянул Симону правую руку, в то время как левой опирался на украшенную слоновой костью трость с серебряной рукояткой. По лицу его пробежала робкая улыбка. — Мы не встречались с вами прежде?

— Сегодня утром перед домом аптекаря, — проговорил Симон. — Я приходил за травами для жены. Анис, полынь и лапчатка от колик в животе.

Монах обеспокоенно нахмурил сморщенное личико; на вид ему уже перевалило за пятьдесят, но сам он походил на ребенка.

— Припоминаю, — сказал он бесстрастно. — Надеюсь, брат Йоханнес сумел помочь вашей жене. Он, без сомнения, хороший аптекарь, хоть иногда немного… несдержанный. — По лицу его снова скользнула улыбка. — Но побеседуем о вещах более приятных. Вы говорите на латыни? Вы как, дружите ли с науками?

Симон представился в двух словах, после чего обвел рукой странные приборы вокруг:

— Это самая удивительная комната, в какой мне довелось побывать. Чем же вы занимаетесь, позвольте спросить?

— Я часовщик, — ответил брат Виргилиус. — Монастырь дает мне возможность заниматься работой и при этом немножко… скажем так, экспериментировать. — Он подмигнул Симону. — Сейчас вы стали невольным свидетелем повторения эксперимента Герике с полушариями.

— Эксперимента с полушариями? — Симон растерянно взглянул на маленького монаха. — Боюсь, я не совсем понимаю.

Брат Виргилиус небрежно показал на медный шар со следами копоти, лежащий на обугленном столе.

— Поразительная сила вакуума, — начал он объяснять. — Изобретатель Отто фон Герике, выступая однажды перед Рейхстагом в Регенсбурге, соединил два полушария и выкачал из них воздух, так что образовался вакуум. Шестнадцать лошадей оказались не в состоянии разъединить половины. Это не удалось даже разрушительной силе пороха.

Он вздохнул.

— Quod erat demonstrandum.^[6] Мой трусливый подручный сбежал от грохота на чердак… Виталис! Вита-а-л-и-ис!

Маленький монах нетерпеливо постучал тростью по полу, после чего из соседней комнаты показался робкий юноша. На вид ему не исполнилось и восемнадцати, а сложен он был столь изящно, что Симон в первую секунду принял его за девушку.