Дочь палача и ведьмак

Рядом с Симоном зевал Куизль. Он, как это часто бывало, полночи провел в лесу за раздумьями и у Греца появился только к рассвету. Палач закутался в свой черный плащ и старался не выделяться среди других верующих; впрочем, затея эта, ввиду его внушительного роста, изначально обречена была на провал. И все-таки Симону не удалось отговорить его ходить на так называемое «причастие», то есть демонстрацию облаток. Потом они вместе собирались на мессу и после, если монахи с паломниками пойдут с дароносицей вокруг церкви, присоединиться к толпе. И Симон, и Якоб по-прежнему надеялись, что сегодня во время праздника произойдет нечто такое, что поможет им продвинуться дальше.

Фронвизер сонно потер красные глаза. С самого утра его вызвали к графу Вартенбергу. При этом лекаря не покидало чувство, что идет он на собственную казнь. Но опасения его оказались напрасными. Иезуитов порошок, похоже, и вправду подействовал! Лихорадка отступила, и мальчик, судя по всему, шел на поправку. Раз или два граф недоверчиво покосился на Симона, и лекарь уже испугался, что Вартенбергу известно о его вчерашнем обыске в кабинете. Но потом граф ободряюще похлопал его по плечу, и Фронвизеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы случайно не вздрогнуть…

Резкая боль вернула Симона в действительность, на монастырскую площадь. Один из паломников случайно наступил ему на ногу. Лекарь сдержался, чтобы не выругаться, и повернулся к палачу.

— А если вас кто-нибудь узнает? — спросил он шепотом. С тех пор как Магдалена рассказала ему о злополучной встрече с Земерами, Симон каждую минуту ждал, что Куизля разоблачат. — Хоть бы плащ надели не такой броский! Вы же сами говорили, что за вами охотятся здешние стражники.

— Ерунда! — огрызнулся Якоб и повыше поднял воротник. — У них сегодня есть дела поважнее, нежели гоняться за приблудными францисканцами. Сам смотри, что творится!

Он обвел могучей рукой толпу паломников, растущую с каждой минутой. Отовсюду доносились церковные пения; воздух до такой степени пропитался запахом фимиама, что у лекаря едва не закружилась голова.

— Остается только надеяться, что эта болезнь не настолько заразная, как я опасался, — пробормотал Симон. — Иначе она по всей Баварии расползется.

Паломники, казалось, прибыли со всех уголков княжества, а также из-за его пределов. Симон различил швабский, франконский, пфальцский и саксонский диалекты и даже уловил обрывки иностранных фраз. При мысли, что паломники разнесут болезнь по родным городам и деревням, у Симона подкашивались ноги. Во всей этой суматохе ему так и не удалось спросить у Шреефогля, что же он выяснил вчера в монастырской таверне.

— Проклятие! Хорошо, что Магдалена с детьми сюда не явилась, — проворчал Куизль. — Сорванцов тут только затоптали бы, или они бы сами заблудились.

Палач беспокойно переступал с ноги на ногу, и Симон невольно усмехнулся. Он знал, что Куизль терпеть не мог больших скоплений народа. Ему по душе были леса и пение птиц на деревьях.

— Магдалена хочет еще раз поговорить с настоятелем, — ответил лекарь. — Может, он знает что-нибудь такое, что нам поможет.

— Сегодня? Забудь! — Палач сплюнул и при этом едва не попал в стоявшую рядом старушку, та злобно на него покосилась. — С какой стати у настоятеля в день праздника именно для Магдалены найдется время?

— Вчера вечером мы с ней еще немного поговорили, — возразил Фронвизер. — На днях она встретила брата Мауруса в монастырском саду. И он, кажется, говорил ей, что в этот раз облатки показывать будет приор.

— Чтобы настоятель пропустил самый важный в году праздник? — засомневался Куизль. — А это не покажется несколько странным?

— Брат Маурус, наверное, тяжело переживает то, что случилось с его братом. Неудивительно, что он не в состоянии справлять богослужение, — пожал плечами Симон. — Во всяком случае, Магдалена надеется встретить настоятеля в монастырском саду. Похоже, он там часто бывает.

Куизль насмешливо рассмеялся:

— И он, значит, соизволит поболтать с моей дочерью? Мечтай-мечтай, дорогой зять.

— Ваша дочь, как вы сами знаете, крайне настырная, — ухмыльнулся Симон. — В Судный день ей, наверное, со всеми архангелами поговорить разрешат, лишь бы она всех в покое оставила.

Над толпой вдруг пронесся шепот. Симон поднял голову и увидел, как на балкон маленького эркера вышел приор Иеремия. В отличие от недоделанной крыши эту, самую важную, часть монастыря уже починили.

Брат Иеремия с величественным видом поднял над головой серебряную дароносицу, и паломники попадали на колени и смиренно опустили головы. Симон заметил краем глаза, как старуха рядом с Куизлем закатила глаза и завалилась набок, ее осторожно подхватил такой же дряхлый старик. Откуда-то донеслись визгливые крики и разрозненные вопли.

— Святые облатки! Иисус и Богородица, святые облатки! Господи, благослови нас!