Дочь палача и король нищих

– Тогда снимаемся, теперь можно наконец немного позабавиться.

Остальные всадники с интересом следили за представлением. Филипп Леттнер был их бесспорным лидером. В свои почти тридцать он прослыл самым жестоким из братьев, и ему хватало смекалки, чтобы оставаться во главе этой шайки. Еще с прошлого года, во время похода, они начали совершать собственные небольшие набеги. До сих пор Филиппу удавалось устроить все так, чтобы молодой фельдфебель ничего не узнал. И теперь на зимовке они грабили окрестные деревни и подворья, хотя фельдфебель строжайшим образом это запрещал. Добычу продавали маркитанткам, которые на телегах следовали за обозом. Таким образом у них всегда было чем подкрепиться и хватало денег на выпивку и шлюх.

Сегодня добыча обещала быть особенно щедрой. Деревня на прогалине, скрытая среди елей и буков, казалась почти не тронутой беспорядками затяжной войны. В свете заходящего солнца взору солдат открылись новенькие амбары и сараи, на поляне у опушки паслись коровы, откуда-то доносились звуки свирели. Филипп Леттнер вдавил пятки в бока лошади. Она заржала, взвилась на дыбы и пустилась в галоп среди кроваво-красных буковых стволов. Остальные последовали за вожаком. Бойня началась.

Первым их заметил сгорбленный седовласый старик, который залез в кусты, чтобы справить нужду. Вместо того чтобы спрятаться в подлеске, он побежал со спущенными штанами в сторону деревни. Филипп нагнал его, на скаку замахнулся саблей и одним ударом отрубил беглецу руку. Старик задергался, и остальные солдаты с воплями пронеслись мимо него.

Между тем жители, трудившиеся перед домами, увидели ландскнехтов. Женщины с визгом побросали кувшины и свертки и бросились врассыпную к полям, а потом дальше к лесу. Юный Карл захихикал и прицелился из арбалета в мальчишку лет двенадцати, который пытался спрятаться в жнивье, оставшемся после уборки урожая. Болт угодил мальчику в лопатку, и он, не издав ни звука, повалился в грязь.

Тем временем несколько солдат во главе с Фридрихом отделились от остальных, чтобы, словно взбешенных коров, отловить бегущих к лесу женщин. Мужчины смеялись, поднимали своих жертв на седла или просто тащили за волосы. Филипп между тем занялся перепуганными крестьянами, которые высыпали из домов, чтобы защитить свои жалкие жизни и домочадцев. Они похватали цепы и косы, некоторые даже сжимали сабли, но все они были небоеспособными оборванцами, истощенными голодом и болезнями. Они, может, и могли заколоть курицу, но против солдата на коне оказались бессильны.

Прошло всего несколько минут, и резня осталась позади. Крестьяне лежали в лужах крови, в собственных домах, распластанные среди изрубленных столов, кроватей и скамеек, или на улице. Тем немногим, кто еще подавал признаки жизни, Филипп Леттнер одному за другим перерезал горло. Одного из убитых двое солдат сбросили в колодец на деревенской площади и таким образом на долгие годы сделали деревню непригодной для обитания. Остальные налетчики в это время обыскивали дома в поисках съестного и каких-нибудь ценностей. Добыча оказалась не особо богатой: горстка грязных монет, пара серебряных ложек да несколько дешевых цепочек и четок. Юный Карл Леттнер натянул на себя белое подвенечное платье, которое отыскал в сундуке, и принялся выплясывать, напевая визгливым голосом свадебную песенку. А потом под оглушительный хохот солдат свалился с головой в грязь; платье порвалось и повисло с него лохмотьями, забрызганными кровью и глиной.

Самым ценным в деревне была скотина: восемь коров, две свиньи, несколько коз и дюжина кур. Маркитантки неплохо за них заплатят.

И, разумеется, оставались еще женщины.

День уже клонился к вечеру, на поляне становилось ощутимо прохладнее. Чтобы сохранить тепло, солдаты забросили в разрушенные дома подожженные факелы. Сухой тростник и камыш на крышах вспыхнули в считаные секунды, и в скором времени языки пламени добрались до окон и дверей. Рев пожарища заглушали только женские крики и плач.

Женщин согнали на деревенской площади, всего их набралось около двадцати. Толстяк Фридрих прохаживался перед ними и отталкивал в сторону старых и безобразных. Какая-то старуха начала отбиваться. Фридрих схватил ее, словно куклу, и бросил в пылающий дом. Вскоре вопли ее стихли, и крестьянки примолкли, лишь время от времени кто-нибудь тихонько всхлипывал.

В конце концов солдаты отобрали дюжину наиболее подходящих женщин, самой младшей из которых была девочка лет десяти. Она стояла с раскрытым ртом, уставившись куда-то вдаль, и, судя по всему, уже лишилась рассудка.

– Вот так-то лучше, – проворчал Филипп Леттнер и обошел шеренгу дрожащих крестьянок. – Кто верещать не будет, доживет до утра. Женой солдата жить не так уж плохо. У нас хоть пожрать есть, ваши-то козлоногие и не кормили вас толком.

Ландскнехты засмеялись, Карл хихикал звонко и визгливо, словно какой-то сумасшедший фальшивил вторым голосом в хоре.