Дочь палача

После его смерти в прошлом году стало понятно, что сын не растранжирит наследство, а пустит его в ход. Еще на прошлой неделе он принял нового работника. Лишь с большим негодованием Шреефогль-младший признал, что отец передал церкви участок земли у дороги на Хоэнфурх. Там, где теперь возводили приют для прокаженных.

Сын гончара принадлежал к числу тех немногих людей, кто при случае не брезговал перекинуться с палачом словом-другим. Он сдержанно, но ободряюще улыбнулся.

Третьему свидетелю, Георгу Августину, Куизль не мог дать однозначной оценки. Августин-младший прослыл кутилой и до сих пор пребывал то в далеком Аугсбурге, то в Мюнхене, где от имени отца улаживал дела при дворе. Августины ведали перевозками и были в Шонгау могущественной династией. И Георг не преминул это показать, разодевшись, как щеголь, в шляпу с пером, шаровары и сапоги с отворотом. Не удостоив палача взглядом, он с интересом рассматривал Марту, которая куталась в плащ и терла друг о друга посиневшие от холода ступни. В апреле стены тюрьмы еще были холодными как лед.

– Что ж, начнем, – прорезал затянувшуюся тишину голос секретаря. – Пойдемте в подвал.

Стражники подняли люк. Лестница вела в комнату с покрытыми копотью стенами, сложенными из каменных глыб. Слева разместилась запачканная дыба с колесом с одной стороны. Рядом стояла жаровня, в которой уже несколько лет ржавели клещи всевозможных размеров. На полу лежали в беспорядке соединенные железными кольцами каменные блоки. Под потолком болтался крюк с цепями. Стражник еще вчера принес со склада тиски для пальцев и щипцы и небрежно свалил все в углу. С другой стороны громоздились ветхие стулья. Вид у камеры пыток был запущенный.

Иоганн Лехнер прошелся по камере с факелом, затем наградил палача укоризненным взглядом.

– Мог бы и прибраться немного.

Куизль пожал плечами.

– Вы так торопились, – он принялся неторопливо расставлять стулья. – Да и последний допрос уж когда проводили…

Палач хорошо помнил. С тех пор прошло уже четыре года. Он связал фальшивомонетчику Петеру Ляйтнеру руки за спиной и подвесил на крюке под потолком. Когда к ногам его привесили сорокафунтовый булыжник, руки, наконец, сломались, и Петер провизжал признание. До этого Куизль истязал его тисками и раскаленными клещами. Он с самого начала не сомневался в виновности Ляйтнера. Так же как теперь был убежден в невиновности Марты Штехлин.

– Да чтоб тебя, пошевеливайся! У нас не целый день в запасе!

Секретарь уселся на стул и стал дожидаться, пока Куизль приготовит места для остальных. Палач обеими руками поднял стол и с грохотом опустил его на пол перед Лехнером. Тот наградил его очередным уничтожающим взглядом, затем достал чернильницу с пером и развернул пергамент.

– Приступим.

Свидетели расселись по своим местам. Марта жалась к противоположной стене, словно искала мышиную нору, куда можно было бы спрятаться.

– Ей следует раздеться, – сказал Лехнер.

– Но вы же хотели сначала…

– Я сказал, ее следует раздеть. Нужно проверить, нет ли на ней ведьмовских отметин. Если таковые найдутся, то вина ее будет практически доказана и допрос пойдет быстрее.

Двое стражников двинулись к знахарке, которая прижала к груди скрещенные руки и забилась в угол. Пекарь Бертхольд облизнул тонкие губы. Похоже, без зрелища он сегодня не останется.

Якоб выругался про себя. На такое он не рассчитывал. К поиску ведьмовских знаков часто прибегали во времена охоты на ведьм. Если на теле подозреваемой обнаруживались родимые пятна необычной формы, это указывало на принадлежность к дьяволу. Палачи нередко пробовали ткнуть подозрительное пятно иглой. Если кровь не шла, то не оставалось сомнений, что это ведьма. От деда Куизль узнал, что иголку можно было воткнуть так, чтобы кровь при этом не потекла. Так дело шло быстрее, и палач скорее получал свои денежки…

Треск рвущейся ткани прервал мысли Куизля. Один из стражников сорвал с Марты грязную и провонявшую сорочку, обнажая бледное и худое тело. На бедрах и плечах видны были синяки – последствия борьбы с Гриммером вчерашним утром. Штехлин пыталась прикрыть обеими руками груди и срам, и прижималась к стене подвала.

Стражник потянул вверх ее волосы, так что она закричала во весь голос. Куизль заметил, как Бертхольд пожирал тело знахарки маленькими покрасневшими глазами, словно пальцами его ощупывал.

– Так это должно происходить? Посадите ее хотя бы на стул! – Шреефогль вскочил и хотел помешать стражникам. Секретарь усадил его на место.

– Мы хотим узнать правду, поэтому эти меры необходимы… И все же дайте ей стул!

Стражник нехотя подвинул стул на середину и усадил на него Марту. Ее полный ужаса взгляд перебегал с секретаря на палача.

– Состригите ей волосы, – распорядился Лехнер. – Там тоже могут быть отметины.

Когда стражник приблизился к ней с ножом, Куизль быстрым движением выхватил его у него из рук.

– Я сам.

Он осторожно срезал знахарке длинные локоны. Пряди волос падали на пол вокруг стула, и Марта беззвучно плакала.

– Не бойся, Марта, – прошептал ей в ухо Куизль. – Я не сделаю тебе больно. Не сегодня.

Иоганн Лехнер прокашлялся.