Симон попытался разглядеть что-нибудь знакомое в нечетких линиях. Рисунок изображал треугольник с завитком в нижней части. Он что-то ему напоминал, но каждый раз, когда казалось, что догадка близка, воспоминание ускользало. Симон еще раз взглянул на знак в пыли. Потом стер его ногой и пошел вниз в сторону реки. На сегодня у него было еще одно дело.
— Эй! — закричал Данглер ему вслед. — Что он означает? Она, что, ведьма?
Симон ускорил шаг. Вскоре крик ткача потонул в утренней суете города. Вдалеке звенел молот кузнеца, дети гнали перед собой стаи галдящих гусей.
Уже через несколько минут лекарь добрался до главных ворот, совсем рядом с княжеской резиденцией. Дома здесь стояли подобротнее, построенные полностью из камня. Кроме того, помоев на улице было меньше. В квартале у главных ворот жили уважаемые ремесленники и плотогоны. Кому удалось чего-то добиться в жизни, те переезжали сюда, подальше от реки и зловонных поселений кожевников, и восточнее от квартала мясников и его красильщиков и ящичников. Симон коротко поприветствовал караульного у ворот и двинулся по дороге к Альтенштадту, который находился всего в одной миле от Шонгау.
Хотя стоял апрель, и утреннее солнце светило пока очень робко, Симон жмурил глаза. Голова болела, в горле пересохло. Похмелье после вчерашней попойки со Шреефоглем вновь напомнило о себе. На обочине дороги он склонился у ручья, чтобы напиться. Мимо прокатила повозка, груженная бочками, и Симон ловко запрыгнул в нее и спрятался среди связанных бочек. Так, даже не замеченный кучером, он сократил время пути до Альтенштадта.
Симон направлялся к трактиру Штрассера, который располагался в центре поселка. Вчера вечером, прежде чем Симон отправился к Шреефоглю, палач назвал ему пять имен. Это были имена детей, которые приходили к Штехлин: Гриммер, Кратц, Шреефогль, Данглер и Штрассер. Двое погибли, двое пропали. Оставался еще один — приемный сын трактирщика Штрассера в Альтенштадте.
Симон прошел в низкую дверь. В нос ударили запахи капусты, дыма, старого пива и мочи. Трактир Штрассера был единственным на всю округу. Кому хотелось чего-то лучшего, отправлялись в Шонгау. Сюда же приходили лишь затем, чтобы напиться и забыть обо всем на свете.
Симон опустился на лавку за исцарапанный стол и крикнул, чтобы принесли пиво. На него подозрительно оглянулись двое извозчиков, которые, несмотря на раннее утро, то и дело прикладывались к кружкам. Хозяин, лысый и толстый мужчина, прошаркал к Симону и поставил перед ним пенящуюся кружку.
— Приятно вам провести время, — пробормотал он и направился было обратно к стойке.
— Присядьте, — сказал ему Симон и указал на табурет рядом со столом.
— Не могу. Клиенты, сами видите.
Хозяин развернулся, однако Симон ухватил его за рукав и мягко потянул к себе.
— Присядьте, пожалуйста, — повторил он. — Надо поговорить. Речь о вашем приемыше.
Штрассер осторожно оглянулся на возчиков — они, похоже, все равно заняты были разговором.
— Об Йоханнесе? — прошептал он. — Его нашли?
— А он, что, пропал?
Франц Штрассер со вздохом опустился на стул рядом с лекарем.
— Со вчерашнего дня. Он пошел присмотреть за лошадьми в конюшне и больше не появлялся. Удрал, видимо, сорванец.
Симон зажмурился. В трактире стоял полумрак, закрытые ставни почти не пропускали света. На подоконнике тускло дотлевала лучина.
— Как долго уже Иоганн у вас в обучении? — спросил он хозяина.
Франц Штрассер задумался.
— Года три, наверное, — сказал он наконец. — Родители были отсюда, из Альтенштадта. Хорошие люди, но здоровьем слабые. Мать умерла при родах, а отец потом и трех недель не протянул. Йоханнес был младшеньким, я и взял его к себе. Был ведь, милостью господа, толковый парень.
Симон глотнул из кружки. Пиво выдохлось и было разбавленным.
— Я слышал, он часто бывал в Шонгау, — обронил он.
Штрассер кивнул.
— Верно. Всегда, как выдавался свободный часок. Черт его знает, что он там делал.
— И куда он теперь сбежал, вы тоже понятия не имеете?
Трактирщик пожал плечами.
— Быть может, в свое укрытие.
— Укрытие?
— Он уже несколько раз ночевал там, — сказал Штрассер. — Каждый раз, когда я задавал ему хорошую трепку, если он чего натворил, он бежал в укрытие. Однажды я пытался вызнать, что за укрытие такое, но он только сказал, что никто его не найдет и там от самого дьявола спрятаться можно.
Симон, погруженный в раздумья, продолжал пить. Вкус пива вдруг перестал его заботить.
— И все-таки, кто-нибудь знал об этом… укрытии? — спросил он осторожно.
Франц наморщил лоб.
— Возможно. Он играл и с другими детьми. Однажды разбили мне целый поднос кружек. Просто забежали в общий зал, прихватили буханку хлеба, а пока убегали, опрокинули кружки, поганцы!
— А как выглядели дети?
Штрассер между тем говорил не умолкая.
— Стервецы они! Все-то им лишь бы нашкодить, этим пакостникам из города. Неблагодарное хулиганье! Вместо того чтобы тихо радоваться, что кто-то их приютил, становятся еще наглее!
Симон глубоко вздохнул, головная боль опять возвращалась.
— Как они выглядели, я хочу знать, — прошептал он.
Трактирщик задумчиво на него поглядел.