Дочь палача

К изумлению Якоба Шреефогля и остальных, он вынул из сундука мешочек и высыпал себе на ладонь черно-коричневые зернышки и показал их свидетелям. Шреефогль взял несколько. От них шел легкий запах разложения, и по форме они отдаленно напоминали тмин.

– Семена белены, – провозгласил секретарь. – Важная составляющая для мази, которой ведьмы натирают свои метлы.

Шреефогль пожал плечами.

– Мой отец, да помилует его Господь, заправлял такими пиво. Вы и не подумали обвинить его в колдовстве.

– Вы ослепли? – прошипел Лехнер. – Доказательства налицо. Вот… – Он достал маленькую игольчатую коробочку, напоминавшую каштан. – Дурман! Тоже компонент для ведьмовской мази, и тоже найден у Штехлин! И еще вот… – Он показал всем связку мелких белых цветов. – Морозники, недавно собранные! Тоже колдовское растение!

– Простите, что перебиваю вас, – снова взял слово Шреефогль. – Но разве морозник не из тех растений, что оберегают нас от зла? Сам господин священник недавно говорил на проповеди, что это символ обновления и новой жизни. Недаром он считается у нас святым.

– Шреефогль, вы кто, свидетель или адвокат? – спросил его Георг Августин. – Эта женщина была с детьми, теперь же они мертвы либо похищены. Дома у нее нашли дьявольские травы и настои. Едва ее заперли здесь, как сгорел склад, и по городу стал разгуливать дьявол. С нее все это началось, с ней же и прекратится.

– Точно, вот увидите! – завопил Бертхольд. – Вы только затяните винты потуже, и она тут же признается. Сам дьявол ей покровительствует! У меня тут есть эликсир из зверобоя… – Он вытащил пузырек, в котором сверкала кроваво-алая жидкость. – Он изгонит дьявола. Позвольте только, я волью его ведьме в глотку!

– Да провались оно все! – выругался Шреефогль. – Я уже не знаю, кого ведьмой считать, знахарку или пекаря!

– Спокойствие! – прорычал секретарь. – Так никуда не годится. Палач, подвесь женщину на трос. Посмотрим, как ей тогда дьявол поможет.

Вид у Марты Штехлин становился все более отрешенным. Голова то и дело заваливалась вперед, глаза странным образом закатились. Шреефогль задавался вопросом, способна ли она вообще воспринимать происходящее вокруг. Якоб поднял ее безвольное тело со стула и потащил к тросу, продетому в железное кольцо под потолком. На одном конце его привязан был крюк. Палач закрепил на нем цепь, в которую знахарке заковали за спиной руки.

– Сразу подвязать к ней камень? – спросил он судебного секретаря. Лицо его странно побледнело, однако он казался спокойным и собранным.

Иоганн Лехнер покачал головой.

– Нет, сначала попробуем просто так, а дальше посмотрим.

Палач потянул за трос, так что ноги знахарки оторвались от пола. Тело слегка наклонилось вперед и стало раскачиваться. Что-то хрустнуло. Штехлин слабо охнула. Судебный секретарь снова начал свои расспросы:

– Марта Штехлин, спрашиваю еще раз. Признаешься ли ты, что убила…

В этот миг по телу знахарки пробежала дрожь. Марта начала вздрагивать и яростно мотать головой. Изо рта потекла слюна, лицо посинело.

– Господи, вы только гляньте, – вскричал пекарь Бертхольд. – В ней дьявол! И он хочет освободиться!

Все свидетели, включая секретаря, вскочили, чтобы поближе рассмотреть происходящее. Палач опустил женщину обратно на пол, и она стала корчиться в судорогах. Потом приподнялась в последний раз и безжизненно поникла, странно вывернув голову.

Какое-то время никто не произносил ни слова.

Наконец подал голос Августин-младший:

– Она мертва? – спросил он с интересом.

Куизль склонился над ней и прижался ухом к груди. Затем покачал головой.

– Сердце пока бьется.

– Тогда растолкай ее, чтобы мы могли продолжить, – сказал Лехнер.

Шреефогль едва сдерживался, чтобы не ударить его.

– Да как вы можете? – вскричал он. – Эта женщина больна, разве не видно? Ей нужна помощь!

– И вовсе нет! Дьявол покинул ее, вот что! – сказал Бертхольд и упал на колени. – Он, верно, до сих пор где-то среди нас. Благодатная Марие, Господь с тобою…

– Палач! Сейчас же буди женщину! Понятно? – Голос секретаря стал каким-то пронзительным. – А вы… – он повернулся к напуганным стражникам позади себя. – Приведите лекаря, и живее!

Стражники взбежали вверх по лестнице, обрадованные, что удалось улизнуть из этого адского места.

Куизль взял ведро воды, стоявшее в углу, и вылил Марте на лицо. Она не шелохнулась. Тогда он принялся растирать ей грудь и хлопать по щекам. Ничего не помогало. Он выхватил из сундука бутылочку крепкой настойки и влил в рот знахарке, а остаток разлил по ее груди и снова принялся растирать.

Всего несколько минут спустя на лестнице послышались шаги. Вернулись стражники, а следом за ними шел Симон Фронвизер, которого они перехватили на улице. Он склонился рядом с палачом над знахаркой и сжал ей плечо. Потом достал иголку и воткнул глубоко в плоть. Марта так и не шевельнулась, и Симон поднес к ее носу зеркальце. Оно запотело.

– Она жива, – сказал он Лехнеру. – Но в глубоком обмороке, и бог знает, когда очнется.

Судебный секретарь опустился на стул и потер тронутые сединой виски. Затем пожал плечами.