Дочь оружейника

– Но если солдаты бурграфа встретят тебя с письмом от одного из начальников епископских войск… потому что, вероятно, ты послан каким-нибудь дворянином… признавайся!

– Да, – проговорил озадаченный крестьянин.

– И ты знаешь имя этого дворянина?

– Имени не знаю, только он заплатил мне щедро за услугу.

– А ведь если найдут у тебя письмо, то примут за шпиона и, не разговаривая долго, повесят на первом дереве.

– Неужели? – вскричал крестьянин с ужасом. – Я этого не хочу.

– Верю, любезный, только обязанность каждого служителя бурграфа взять тебя за шиворот и представить утрехтскому судье.

И Фрокар указал на герб бурграфа, украшавший его кафтан; посланный Шафлера побледнел и задрожал как в лихорадке.

– Но… что я сделал? Что может быть преступного в письме к монахине…

– Ты не понимаешь политики, болван, – прервал Фрокар. – Враги наши употребляют все средства сделать нам зло… Я вижу, что ты по глупости попал в это дело и прощаю тебя с тем, чтобы ты отдал мне письмо. Сам же убирайся поскорее, потому что если завтра я встречу тебя здесь, то тебе не избежать пенькового галстука.

– Благодарствуйте, мессир, – сказал крестьянин, подавая письмо. – Впредь я буду осторожнее; прощайте!

И он выбежал, как будто за ним гнались по пятам, а Фрокар, смеясь над глупостью крестьянина, заперся в своей комнате с письмом Шафлера, потому что нельзя было сомневаться, чтобы письмо было от него. Адрес был на имя настоятельницы, но она, вероятно, должна была передать его Марии.

Бандит распечатал пакет. Шафлер уведомлял Марию, что бурграф отказал в пропуске и что он уведомил мастера Вальтера, чтобы тот сам ехал в монастырь и взял бы Марию, и что воины его, переодетые крестьянами, будут охранять ее всю дорогу, до аванпостов Дурстеда, где сам он с Франком будут ждать молодую девушку.

– Хорошо придумано, – сказал бандит, – только и я догадлив, что овладел этим письмом. Вот средство вызвать Марию из ее комнаты… А если оружейник приедет прежде?.. Не может быть!.. Верно этот же крестьянин несет и ему письмо… Он упоминал об Амерсфорте. А я, дурак, отпустил его… притом я один. Завтра придут товарищи и завтра же, в то время, как папенька будет собираться в дорогу, дочка будет уже в моих руках… А если нет?.. Это невозможно, сатана поможет мне. Красавица будет в объятиях капитана, а я прижму к сердцу сто золотых флоринов.

И запечатав письмо так искусно, что трудно было заметить, что его уже читали, Фрокар бросился на кровать отдохнуть, и поутру, чем свет, отправился на утрехтскую дорогу, ждать своих товарищей. Те показались не скоро, с носилками, в ливреях бурграфа, с большими корзинами для печенья. Бандит назначил им всем роли, и в сумерки все они пробрались к монастырю св. Бригитты.

Настоятельница сказала Фрокару, чтобы он прислал за печеньями людей со стороны сада, откуда был вход прямо в кухню, и Фрокар исполнил это, придя с корзинами к калитке сада, в то время как двое из его помощников посильнее должны были похитить Марию.

В то время как Фрокар, со стороны сада, принимал разные печенья и укладывал их в корзины, расположенные на ручной тележке, два бандита принесли носилки к главному входу в монастырь, и дюжий немец Готфрид позвонил у ворот. На вопрос привратницы, сделанный из-за дверей, он отвечал, что приехал из Дурстеда, с письмом от графа Шафлера к настоятельнице.

– Дайте я снесу письмо, – сказала монахиня. – Вам нельзя теперь видеть нашу начальницу.

– Вам нечего и беспокоить ее, – заметил Готфрид, – я знаю, что письмо не к настоятельнице, а к невесте моего капитана.

– К Марии?

– Да, и сверх того я желал бы ее видеть, чтобы передать ей некоторые поручения от моего начальника насчет нашего путешествия.

– Хорошо, подайте мне письмо и подождите ответа.

Готфрид подал письмо в маленькое окошечко и ворчал про себя, что если ему не отворят дверей, то он отказывается пролезть в это отверстие и не берется похитить красавицу.

В это время настоятельница хлопотала на кухне, отпуская печенья, а Фрокар говорил ей о брате ее, патере ван Эмсе, называя его своим другом и благодетелем. Когда привратница принесла письмо и сказала, что оно от ван Шафлера, настоятельница послала ее к Марии. Молодая девушка, узнав, что посланный графа желает ее видеть, пошла в приемную комнату, а привратница побежала отворять двери.

«Хорошо, – сказал про себя Фрокар, услышав издали скрип огромной двери, – мой волк попал в овчарню и овечка пошла ему на встречу. Надобно теперь занять этих монахинь и привлечь сюда привратницу; кажется, она лучший советчик в монастыре».

Он не ошибался. В то время образование доставалось не многим, а между женщинами было редкостью, и потому не удивительно, что вся письменная и счетная часть лежала на одной из монахинь, которая в то же время исполняла должность привратницы.

Фрокар нарочно завел спор, что счет составлен неверно, и только монахиня-настоятельница могла убедить его, что все сделано, как он заказывал. После этого заплатив деньги, он попросил привратницу написать расписку и сам продиктовал ее, как можно длиннее.