Дочь оружейника

Вся меблировка была проста, но чрезвычайно опрятна. Большой камин помещался против двери, и его железные украшения блестели, как сталь. Хотя было лето, но в камине сложены были дрова, которые можно было тотчас зажечь. Занавески окна, выходящего во двор, были безукоризненной белизны. Дубовый шкаф для платья был удивительной резной работы; стол, тоже дубовый, несколько стульев и одно кресло, вот все, что было в этой комнате, не считая маленького столика, за которым работали мать и дочь.

Когда мастер вошел, Мария сидела у ног матери, старавшейся успокоить ее.

– Жена, дочь! – закричал Вальтер весело. – Готовьте скорее обед, к нам приехал гость.

– Кто это? – спросила Марта.

– Кто? Наш лучший друг, жених Марии, храбрый рыцарь, мессир ван Шафлер.

– Боже! Как же это так неожиданно? – вскричала Марта, вставая.

Мария побледнела.

В эту минуту ворота отворились перед мессиром Жаном ван Шафлером.

Это был человек лет тридцати пяти, высокий и хорошо сложенный. Густые темные усы придавали ему несколько суровый вид, но добрый взгляд смягчал эту строгость. На нем было простое платье из темного сукна, стянутое кушаком, панталоны того же цвета, длинные сапоги, кожаный нагрудник, шляпа с широкими полями и серебряным галуном. Что касается оружия, у него был только длинный меч с железной рукояткой и широкий кинжал.

Войдя в комнату, он протянул руку оружейному мастеру, который дружески пожал ее.

– Здравствуйте, мессир Жан, милости просим, дорогой гость. Здоровы ли вы?

– Благодарю, мастер. Вы тоже не изменились, а что ваша добрая Марта, моя милая Мария, все ли здоровы?

– Все, слава Богу, – отвечала Марта.

– Я очень рад, – продолжал Шафлер приятным голосом, протягивая руки матери и дочери и поцеловав и ту, и другую, что было принято в то время, в особенности в звании жениха.

– Кажется, один я немного болен, – сказал Вальтер смеясь, – и то потому, что уже двенадцать часов, а мы еще не обедаем. Жена, ступай на кухню, а ты, дочка, помоги старой Маргарите накрывать на стол.

После ухода Марты и Марии Вальтер придвинул к столу стул для своего гостя, а сам сел в кресло, в которое не садился никто, кроме хозяина дома.

– Клянусь св. Мартином, – вскричал Вальтер, – я никак не ожидал такого счастья, что мессир Жан будет со мной обедать!

– Отчего же? – спросил Шафлер.

– Оттого, что вам не безопасно днем показываться в городе. Ведь вы один из главных начальников «трески», и самая верная опора бывшего епископа Давида Бургундского. Что, если бы вас узнала?

– Не беспокойтесь, любезный Вальтер, я воспользовался месячным перемирием, которое подписано, но еще не объявлено, и получил от бурграфа позволение войти в город.

– У вас есть пропуск?

– Да, вот он.

– Прекрасно! Так вы останетесь у нас на несколько дней?

– Нет, это невозможно, я не могу даже переночевать здесь, потому что мне дано позволение только до четырех часов.

– Понимаю, мессир, вас влекло сюда не столько желание говорить со мной, сколько свеженькое личико моей Марии.

– Я не видал ее целый год, любезный Вальтер.

– И вы в это время не переменили вашего намерения жениться на ней?

– За кого вы меня принимаете, мастер?

– Все возможно, мессир.

– Вальтер! Вы меня обижаете.

– Не сердитесь, мой милый гость. В прошлом году вы просили руки моей дочери и я отвечал вам: мессир Ван Шафлер, ваше предложение очень лестно для моего отцовского самолюбия, но я не могу принять этой чести. Вы храбрый дворянин, носите достойное имя ваших предков, а Мария – дочь мещанина, работника. По добродетели и честности она вам равна, но в остальном она ниже вас, и я боюсь, что вы повинуетесь скорее вашему сердцу, а не рассудку. Следовательно, я обязан отказать вам.

– Все это так, но что я отвечал на вашу речь?

– Вы не хотели согласиться со мной.

– Я вам сказал, что прося руки Марии, действую по внушению сердца и рассудка и, кроме того, исполняю последнюю волю моего отца, которого вы, с опасностью своей жизни, спасли во время наших междоусобий. Он обязан был вам более чем жизнью – честью, потому что враги оклеветали его и вы помогли ему оправдаться. Он не забыл ваших благодеяний, и умирая, просил меня быть защитником Марии, ее мужем. «Женись на ней, сын мой, – сказал он, – я крестил Марию, привык звать ее дочерью, ты сам любишь ее».

– Я не забыл этих благородных речей, мессир Шафлер. Я был тронут и принужден уступить. Тогда я позвал Марию и сообщил ей ваше предложение. Вы помните, как бедная девушка покраснела и едва могла проговорить: «Я всегда любила мессира Жана, и с удовольствием соглашаюсь исполнить желание моего отца». Я был совершенно счастлив, только по нашему обычаю отложил окончательное решение на год, чтобы вы оба могли хорошенько обдумать и проверить ваши чувства. Год прошел, и вот почему я вас спросил, мессир: все ли еще вы хотите жениться на Марии?

Шафлер хотел отвечать, но оружейник остановил его, потому что вошла служанка с чистой скатертью, накрыла стол, поставила четыре серебряных бокала и каменный кувшин с дорогим рейнским вином.

Когда служанка ушла, Вальтер налил два бокала и, подавая один Шафлеру, поднял свой.