Дочь оружейника

В тот самый час, когда оружейник ждал решения военного совета, Франк был уже возле дома Соломона Берлоти и ждал знака Жуаниты, чтобы помочь ей спасти Марию. Хорошенькая плясунья, чтобы заслужить расположение того, кого любила, играла роль падшей женщины. Если бы Франк знал, как тяжело было притворяться бедной девушке, он отказался бы от такой жертвы.

В назначенный час она стояла перед дверью Соломона, и сердце ее билось так сильно от волнения, что она принуждена было отдохнуть и не в силах была поднять тяжелый молот; но увидев за углом фигуру Франка, она сделалась смелее и постучала.

Сам ростовщик отворил дверь и был в восторге от своей гостьи. Однако проходя по длинной анфиладе комнат, он не забывал запирать за собой двери и решетки. Ужин был приготовлен в кабинете.

На столе стояли два прибора, вкусные кушанья и вина; из прислуги не было никого, он удалил даже старую служанку, которая давно легла спать.

– Ты видишь, моя красотка, – говорил старик сладким голосом, – что я сдержал свое слово. Мы одни, никто не видел даже, как ты вошла.

– Благодарю вас за внимание, – отвечала девушка, – но зачем поставили только два прибора, где же третий?

– Это для кого, моя милая?

– Для красавицы, которая спрятана у вас.

– Опять… ты еще ревнуешь?

– Нет, синьор, теперь я знаю, что она не похитит ваше сердце… Но ей, бедняжке, скучно. Отчего не доставить ей удовольствие? Я буду петь, танцевать… пусть и она посмотрит.

– Это невозможно… Ты будешь петь и танцевать для меня одного; эта плакса пусть сидит там наверху. Если бы я и хотел привести ее сюда, то часовые не пустят. Я тебе сказал, что Фрокар оставил здесь двух воинов, которые день и ночь стерегут красавицу и не пускают к ней никого, кроме меня.

Жуанита не настаивала, боясь возбудить подозрение и придумывала другое средство вывести пленницу из комнаты. Она села за стол против Соломона, шутила, смеялась, так что старик был совершенно очарован и пожирал глазами красавицу.

Он попросил ее спеть канцонету, но Жуанита не согласилась, говоря:

– Для того, чтобы петь о любви, надобно, чтобы слушатель мог внушить эту любовь.

– А разве я не могу внушить любви? – спросил старик.

– Я этого не говорю, – отвечала девушка кокетливо, – но вы так дурно одеты, что не похожи на влюбленного. Ах, если бы на вас был тот богатый бархатный костюм, в котором я вас видела в первый раз у мессира ван Нивельда, тогда вы хоть кому могли бы вскружить голову!

– Так ты не забыла этого дня, красавица? – вскричал ростовщик, целуя руку Жуаниты. – Как я счастлив!

– Тогда вы казались мне лучше и моложе всех этих фламандских медведей. Я вспомнила наше отечество… наших ловких кавалеров и имела глупость влюбиться в вас.

– О! – закричал старик, вскочив с места. – Так ты меня любишь?

– Если бы не любила, то не пришла бы сюда, – отвечала цыганка, опуская свои чудные глаза.

– Ты прелестна! Я умираю от любви! – шептал старик и, схватил руки Жуаниты, старался привлечь ее к себе. Но она вырвалась, сказав:

– Оставьте, вы меня пугаете вашим черным платьем.

– Я сейчас переоденусь, буду молод, хорош, не буду пугать тебя.

И он выбежал из комнаты, а цыганка смотрела, как за ним заперлась дверь; потом, вынув из кармана склянку с какой-то жидкостью, данную ей старым цыганом, вылила ее в бокал Соломона, долила вином и наполнив и свою рюмку, начала ждать возвращения ростовщика.

Он явился в блестящем костюме яркого цвета, с золотым шитьем; плешивая его голова была без шапочки и старик был истинно смешон в этом наряде. Но цыганка улыбнулась и вскричала радостно:

– Теперь я узнаю моего прекрасного кавалера и пью за его здоровье!

Подняв свой бокал, она прибавила:

– Чокнитесь со мной, любезный соотечественник.

– С удовольствием, – отвечал влюбленный, – пью за нашу любовь.

Он выпил разом весь бокал и страстно схватил руку Жуаниты, но она отскочила от него и взяла лютню.

– Вы просили меня петь? – сказала она. – Я готова.

И она начала петь, следя за движениями Соломона, который должен быть уснуть после сонных капель; но старик был очень крепок, взволнован страстью и казался живее обыкновенного. Он следил за движениями красавицы и, наконец, бросился к ней, чтобы обнять ее, но Жуанита перебежала на другую сторону стола. Берлоти начал ее преследовать, но вдруг колени его подогнулись, он замахал руками, хотел что-то сказать и упал на пол, как мертвый.

Цыганка смотрела на него издали, и когда увидела, что он безопасен и не может сделать ни малейшего движения, тихонько подошла к нему, сняла ключи с его пояса и побежала к двери на улицу, быстро отпирая все замки и решетки и боясь, что старая служанка услышала шум. К счастью, погода была страшная. Ветер и дождь заглушали всякий шум, и Жуанита отворила, наконец дверь на улицу. Франк ждал ее давно; она тихонько повела его в комнату Соломона и, достав его старое черное платье, сказала, чтобы Франк надел его. Это было не совсем приятно, но молодой человек послушался и надел кафтан.