Позже откуда-то из-за озера доносится шум автомобилей, хрустящих гравием на дорожке, что ведет от ворот. Кому это вздумалось ехать сюда так поздно? В озере темные искры – отблески фар и свечение сокровища, таящегося в его глубинах.
– Тебе надо с кем-то поговорить, – настаивает Доминик. – Я серьезно.
– Все в порядке, – говорит Таш.
Она в последний раз обводит озеро взглядом. Прошла почти неделя с тех пор, как это произошло. Через несколько минут здесь будет тетя Соня, и все закончится. Доминик и Тони тоже уезжают. То есть вообще-то уезжают все. Школа снова закрыта – на этот раз, возможно, навсегда. Те, кто хочет, будут сдавать экзамены в местной общеобразовательной, это очень мило со стороны их директора. А потом, после летних каникул, почти всех запишут в другие частные школы, и жизнь пойдет своим чередом. Тиффани останется в Париже. Говорит, что будет писать, и, может, правда будет.
– Нельзя держать все это в себе, девочка моя, – говорит Доминик, он подходит ближе и что-то ей протягивает. – Моя визитка. На всякий случай.
Таш не берет визитку. Доминик несколько секунд помахивает ею в воздухе, а потом убирает в маленькую серебряную коробочку. Таш медленно вздыхает. Зачем он здесь? Впрочем, с ней в эти дни вообще все разговаривают. Миссис Куку говорит, что всегда чувствовала: у директора что-то не то на уме, только не знала, кому сказать. Мисс Уайт говорит, что ей бы следовало догадаться, что у Рейчел пищевое расстройство, ведь, что уж там, она сама страдала тем же, когда училась в Кембридже. Даже мисс Аннабел, которая в последние дни так похожа на призрака, взяла руку Таш, сильно сжала ее и проговорила: “Спасибо”. Только Таш, конечно, никого из них больше никогда не встретит.
Она тогда вбежала в дом директора первой и увидела все, прежде чем он начал крушить комнату и прежде чем в дом ворвалась Амариллис Арчер, которая велела всем выйти и все опечатала. Пустая гостиная внизу, на столе разложены таблицы, а на них – металлические штангенциркули. Целая полка, забитая экземплярами книги доктора Муна под названием “Черный бриллиант”. Вся стена на лестнице с первого на второй этаж завешана фотографиями болезненно-худой молодой женщины в белой газовой юбке, похожей на балетную пачку. А дальше – стены спальни, на них – черно-белые снимки в рамках, будто выставка жертв голода или мора: молодые женщины с ребрами, как в витрине экономного мясника, скулы вычерчиваются бледными вспышками во впадинах съежившихся черепов, кожа, поросшая мягким мехом; все эти женщины, разные, но одинаковые, лежащие, в голом виде или частично одетые, на кровати с белыми простынями. Тренога, установленная у кровати, ее холодная жесткая сталь. Большая черная камера. Кассеты с пленкой. В смежной комнате – запах фотолаборатории. Озеро и скульптура лошади, просматриваемые из окна. Затемнение всего, что находится в доме, обнаженный здешний стыд, но девочка теперь свободна. Девочка в озере, плывет. Мужчина в доме, плачет.
– Он никогда не продавал своих фотографий, – сказала Амариллис Арчер Таш, когда та закончила давать показания в полицейском участке и они стали обсуждать, что произошло. – И никому их не показывал. Некоторые фотографии Бьянка Даунлоу сделала сама – и, конечно, это их вы видели в инстаграме. Большинство мужчин, которые делают подобные снимки, ну, им они очевидно нужны для других целей.
– Видимо, все это было как-то связано с его женой? – спросила Таш. – Ведь на портретах в доме в основном она?
– Хм-м, – произнесла Амариллис. – Да. Думаю, ты права. Она тоже утонула в озере. Не знаю, подтолкнул ли он ее к этому, или такая страсть у него появилась уже позже и была чем-то вроде извращенного способа отдать дань памяти.
Она поежилась.
– Ну ничего, теперь он за решеткой, так что…
– Он, наверное, искренне считал, что в этих фотографиях есть нечто прекрасное, – сказала Таш. – Не понимаю.
Но вообще-то она понимала, потому что фотографии действительно были по-своему прекрасны, если, конечно, пребывать в неведении относительно того, что довело женщин до такого состояния и что произошло с ними потом. И каково им всем было.
– А еще он написал книгу про черный бриллиант, – добавила Таш. – Видимо, и в это он тоже верил.
– Ты так думаешь? Правда?
– Не знаю.
Таш посмотрела на Амариллис Арчер: в тот вечер она была одета в темно-бордовую кофточку со странными кисточками и желтый шейный платок.
– Почему именно сейчас? – спросила она. – Сначала Бьянка, потом Рейчел, одна за другой? Ну, в смысле, если все дело в его жене, которая умерла так давно.
– О, с тех пор, как умерла жена, по одной или две бывало каждый год, – сказала Амариллис. – Но людям мало дела до школьниц с пищевыми отклонениями. Никто не видит в этом системы. Не сообщает о происходящем в полицию. К тому же большинство этих девочек отправляли домой или в психиатрические клиники, и в школу после этого они уже не возвращались. Одна несчастная девушка умерла в 1986 году. Хотела стать балериной – жена доктора Муна тоже была балериной. А еще одну достали из озера в девяностые. Кажется, ее звали Жаклин Драйвер.