— Мне не хотелось ни с кем говорить об этом, — призналась я.
— Но вы правильно сделали, что рассказали мне. Я вас понимаю. Вы ведь знаете, я потерял жену.
Неожиданно он встал и подошел к окну. Затем обернулся ко мне и сказал:
— Освещение все еще хорошее. Я мог бы еще немного поработать.
И вот наступил день, когда портрет был закончен. Было грустно думать, что и этот период в моей жизни подошел к концу. Не будет больше сеансов, задушевных бесед, предлогов для того, чтобы приходить в мастерскую каждый день. Несомненно, это было замечательное время.
Я внимательно разглядывала портрет, а Жерар с некоторым волнением наблюдал за мной.
Я понимала, что портрет хорош. Конечно, я не такая красавица, как Марианна, но в портрете было что-то, приковывающее взгляд. Это было лицо молодой женщины, достаточно невинное, но в глазах чувствовалась некая затаенная печаль.
Я сказала:
— Очень верно подмечено.
— Вам нравится?
— Я думаю, он выдает кое-какие тайны.
— Которые вы предпочли бы скрыть?
— Возможно.
— Но это — вы, — сказала он. — Каждый раз, когда я смотрю на него, я чувствую ваше присутствие.
— Что ж, наверно, портрет и должен быть таким.
Вошел Ларс Петерсен.
— Сгораю от нетерпения, — сказал он. — Где шедевр?
Он подошел к мольберту и встал перед ним, широко расставив ноги. Каждый раз, входя в комнату, он, казалось, заполнял ее всю.
— Хороший портрет, — объявил он. — Это большая удача, Жерар.
— Ты так считаешь?
— Давай посмотрим. В портрете есть глубина. Кроме того, это портрет красивой девушки. А ничто так не ласкает глаз, как женская красота.
— Здесь дело не в красоте, — сказала я. — Портрет интересный.
— Дорогая мадемуазель Тремастон, смею утверждать, что художник знает лучше. Это — портрет красивой девушки. Продолжим. Где шампанское? Мы должны выпить за успех нашего гения. Прошу извинить, я сейчас вернусь.
И он исчез через дверь, ведущую на крышу.
— Ему нравится портрет, — сказал Жерар. — Я сразу это понял.
Ларс Петерсен вернулся с бутылкой шампанского.
— Бокалы! — скомандовал он.
Я принесла бокалы. Ларс открыл бутылку и разлил шампанское.
— Это здорово! Здорово! — воскликнул он. — Жерар, за успех! Ноэль положит начало твоей карьере, так же как Марианна — моей. Может быть, не такой блестящей, но все же.
Он расхохотался. Я не знала, что упоминание Марианны повлияет на Жерара, но он просто пил вино и глаза его блестели. Ларс убедил его, что портрет удался.
Анжель и Робер согласились с этим вердиктом и завели разговор о выставке. У Жерара уже собралось достаточно картин, которые он считал достойными показа на выставке, и начались дискуссии о том, как ее организовать.
Мы оставались в Париже, и я продолжала часто заходить в мастерскую. Я помогала Жерару выбирать картины для выставки.
Мадам Гарнье еще больше выросла в собственных глазах, поскольку ее портрет тоже был отобран для выставки. Мы выбрали также несколько сельских пейзажей, а также виды Парижа, однако наиболее сильной стороной творчества Жерара были портреты, и они преобладали.
Анжель и Робер тоже участвовали в общей суматохе подготовки к выставке. Анжель сообщила, что Мари-Кристин все время спрашивает, когда я вернусь.
— Мы все, конечно, приедем на выставку, — сказала Анжель, и я поняла, что скоро нам придется покинуть Париж. Но ведь будут и другие поездки? Остается с нетерпением ждать их.
Открытие выставки назначили на сентябрь, и я вдруг поняла, что прошло уже почти шесть месяцев с тех пор, как я приехала во Францию.
Я возвратилась с Анжель в Серый дом, где меня встретила упреками Мари-Кристин.
— Как долго вас не было! — сказала она. — Неужели нужно так много времени, чтобы написать портрет? Мой английский теперь просто в ужасном состоянии. Нужно ведь постоянно практиковаться. Держу пари, ваш французский тоже не лучше.
— Но у меня как раз было много практики.
— Чего не могу сказать о себе. Это было просто нечестно с вашей стороны оставаться там так долго. Неужели вам так понравилось позировать?
— Это интересно.
— Я надеюсь, что когда-нибудь напишут и мой портрет. Так всегда бывает, когда в семье есть художник. Вас обязательно нарисуют. А вы собираетесь поехать на открытие выставки?
— Да.
— Вы станете знаменитой.
— Я? А что я сделала?
— После того, как был написан портрет моей мамы, все сразу заговорили о ней. Теперь все знают, кто была Марианна.
— Мной никто не станет интересоваться.
— Почему вы так думаете?
— Твоя мама была красавицей.
Девочка окинула меня критическим взглядом.
— Да, — сказала она медленно, — она была красивая. Наверное, поэтому все о ней говорили.
Казалось, это ее успокоило. Раз я не стану знаменитостью, значит, все уладится, я вернусь в Серый дом и буду продолжать заниматься с ней английским.
Время летело быстро. Все дни были заполнены подготовкой к выставке. Я снова уехала с Анжель в Париж и часто заходила в мастерскую. Мне нравилось готовить Жерару еду, и к нашим совместным трапезам часто присоединялся кто-нибудь из его друзей.