Дочь моего друга (СИ)

— Арина хочет остаться, просто боится, что все узнают, — говорит Пашка, подходя ближе. И я внутренне поражаюсь, как могут меняться люди.

Тихий и предупредительный Пашка сейчас совсем на себя не похож. Глаза шарят по мне жадным взглядом, губы растягиваются в пьяной, похотливой улыбке.

— Ты не бойся, — Руслан протягивает руку и накручивает на палец локон, — мы никому не скажем.

Отшатываюсь, его рука как бы невзначай скользит вниз и задевает грудь. Меня передергивает, а его взгляд загорается опасным огнем.

— Ты такая сладкая конфетка, хочется поскорее снять обертку.

И я срываюсь.

— Мне плевать на то, чего тебе хочется, — практически выплевываю ему в лицо, не скрывая брезгливого отвращения, и снова шагаю к двери. Но Руслан подходит практически вплотную. Приходится отступить, чтобы не упереться носом в его ключицы, выступающие над воротом черной футболки.

— Руслан, — делаю последнюю попытку, — пропусти меня, пожалуйста.

Но он отрицательно качает головой, продолжая нагло ухмыляться.

— Ты нам спасибо должна сказать, — вмешивается Паша, — ты же до сих пор целка. Над тобой уже весь универ ржет.

Трое парней, которые до этого стояли неподвижно, начинают приближаться, заходя за спину.

— Чего это тебя до сих пор никто не вскрыл? — осклабляется один из них. — Дефективная, что ли?

— Она нас ждала, Мирон, — ржет второй. — Горячая девочка, ей одного мало.

Они берут меня в кольцо, и я резко разворачиваюсь, выставляя вперед сумку.

— Не трогайте меня, слышите? Не смейте! — и больше не выдерживаю, говорю почти умоляюще, глотая слезы: — Мальчики, пожалуйста, отпустите меня, я никому не скажу.

— Ты и так не скажешь, — тихо ухмыляется Исмаилов, слишком резко для пьяного ступает мне за спину и зажимает рот широкой потной ладонью.

Второй рукой он прижимает меня спиной к себе, меня окутывает тошнотворным облаком алкоголя, и изнутри накатывает рвотный позыв.

Я дергаюсь и извиваюсь в руках Исмаилова, но он только сильнее зажимает мне рот.

— Дыши носом, сука, — шипит он мне в ухо, — тренируйся заглатывать. Сегодня твоему рту придется поработать.

— Арина, — слышу над ухом дрожащий от нетерпения голос Паши, — ты все равно просто так отсюда не уйдешь. Так зачем портить ночь и себе, и нам? Расслабься, давай нормально потрахаемся. Хочешь, я буду первым? Я постараюсь чтоб не больно. Давай Руслан сейчас тебя отпустит, и мы пойдем в спальню. Будешь упираться, тебе же хуже будет. Исмаилов тебя порвет, если первым вскроет.

С ненавистью смотрю в его полные похоти глаза и поворачиваю голову в сторону.

— Куда, — Исмаилов рывком поворачивает обратно. — А ты заткнись, я буду первым. Она меня надолго запомнит. Держите ее.

Я изо всех сил пробую отбиваться, извиваюсь всем телом, но бесполезно. Паша крепко держит меня за одну руку, кто-то из парней за другую, а Руслан закрывает ручищей рот. Они толкают меня к спальне, но я отчаянно упираюсь ногами и торможу об пол.

— Заебала, сучка, — вскрикивает Исмаилов, когда я изворачиваюсь и пробую ударить его коленом в пах. — Пацаны, берите ее за ноги.

Мои ноги отрываются от пола. Пробую брыкаться, но снова без толку, только туфли теряю. Меня вносят в спальню. Вижу над собой ослепительно белый потолок, а в голове пульсирует одна мысль.

Это все не по-настоящему. Это не может происходить наяву. Я сплю, мне снится ужасный кошмар. Я сейчас проснусь, и все закончится.

— Платье снимай, пока я ее держу, — говорит Руслан кому-то из подельников. Они отпускают мои руки, и я вцепляюсь в закрывающую мне рот ладонь.

Несколькими часами ранее

Я ни за что бы сюда не пришла, если бы отец не уехал. Я так мечтала о настоящем празднике! Не каждый день исполняется девятнадцать лет.

Но разве я могла подумать, что он забудет о моем дне рождении?

Раньше, когда родители жили вместе, я свой день рождения просто обожала. Вечером родители старались уложить меня пораньше. Они нетерпеливо переглядывались, тайно улыбались, и я точно знаю, что тогда они еще любили друг друга.

Я делала вид, что сплю, а затем выбиралась из своей комнаты и на цыпочках подкрадывалась к гостиной. Папа с мамой надували шарики, потом папа развешивал на карнизе для шторы выпуклые бумажные буквы.

«С днем рождения!» — и вокруг шарики. Мама ему подавала, а он цеплял. Родители смеялись, перешептывались, а затем начинали целоваться. И я тогда уходила, мне не хотелось за ними подглядывать.

Но все изменилось, когда папа стал зарабатывать деньги. Подарки стали дороже, надувные шарики сменились на заказные гелиевые шары. Бумажные буквы пропали, когда мы переезжали с квартиры в особняк. А может их выбросила домработница.

Семейные праздники переместились в рестораны. Отец стал чаще отсутствовать, а когда возвращался, они долго скандалили с мамой. Я уже тогда понимала, что папа ей изменяет. И мама начала пить.

Родители развелись. У папы менялись любовницы, наши с ним встречи свелись к дежурным воскресным обедам.

Нет, он не отказывался от меня, всегда был рад видеть. Но еще я чувствовала тайное облегчение, когда в конце дня начинала собираться домой. А еще он ни разу не предложил мне остаться.