— Тем, кто будет приходить, говорите, что он еще не приехал, но скоро приедет, и бедняки будут знать, что он поможет им в борьбе против всех зол, какие им грозят, и даже против блага, которое они не ценят, — против смерти.
— Почему вы говорите такие странные вещи, мадемуазель? — спросила Марта. — До вашего отъезда я от вас ничего подобного не слышала.
— Марта, я вовсе не уезжала, меня увезли силой. Я целых три года не видела того, кто был для меня всем — моего Бога, моего господина, моего короля, моего кумира, единственного человека, которого я любила и когда-нибудь буду любить!
Она чуть не крикнула «и который меня не любит», но ей стало стыдно, и она промолчала.
Поставив свечу на то место, куда Жак ставил свою лампу, она предалась мечтаниям.
Однако бедняки уже увидели свою звезду; пока Ева сидела в лаборатории, в дверь дважды или трижды стучали.
Это были бедняки, которые спешили на свет спасительного маяка и уходили ободренные, узнав, что Жак пока еще не приехал, но скоро приедет.
Ева спустилась вниз, оставив зажженную свечу в лаборатории. Она шла по лестнице, залитой лунным светом; нынче вечером луна была яркая — не то, что накануне. В спальне ее ждала Марта.
Старуха не узнавала веселого послушного ребенка в этой грустной и странной девушке.
Два или три раза Ева чуть не выдала Марте свою тайну. Эта тайна несомненно объясняла ее грусть, и Марта хотела узнать ее, поскольку была уверена, что сумеет утешить Еву.
Ева не разлюбила Жака, наоборот, ее любовь к нему доходила до обожествления, но не может же быть, чтобы Жак разлюбил Еву. Как не любить этого прелестного ребенка, ставшего еще очаровательнее, чем прежде?
Марта решила подождать, она была уверена, что тайна раскроется, и довольно скоро: ведь Жак должен приехать со дня на день. Ева показалась ей более спокойной, чем вчера, и добрая старуха подумала, что у Евы переменилось настроение оттого, что Жака осталось ждать совсем недолго.
Ева стала расспрашивать Марту о своих старых знакомых, особенно о девушках-бесприданницах и бедных старушках.
Ею, как и прежде, двигало милосердие. Она спрашивала о том, сколько детей можно обучать в бесплатной школе для девочек и сколько — в школе для мальчиков. Она стала выяснять, сколько в округе беспомощных стариков.
Никто лучше Марты не мог ответить на эти вопросы.
Ева попросила ее все припомнить и на следующий день помочь ей составить список несчастных, нуждающихся в помощи.
Как видим, Ева не стала ждать возвращения Жака, чтобы приступить к своей благотворительной миссии.
Марта ушла от нее в час пополуночи; Ева спала спокойно, а наутро на том же столе, за которым она завтракала, ее уже ждала бумага, перо и чернила, чтобы составлять списки.
За этим занятием незаметно пролетел весь день.
К вечеру в списках значились шестьдесят стариков и старушек, которых следует поместить в богадельню, пятьдесят или пятьдесят пять детей, которых нужно определить в пансион и тридцать или сорок человек, которым необходима помощь на дому.
Только проделав всю эту работу, Ева позволила себе снова выйти в сад. Ей показалось, что со вчерашнего дня трава подсохла, цветы на яблоне раскрылись, берегу ручья зазеленели, а малиновка повеселела и стала почти ручной.
В этот день, как и накануне, Базиль и Антуан навестили ее в урочный час и рассказали, что бедный люд готовит настоящий праздник по случаю возвращения Жака Мере.
Ева ломала себе голову и никак не могла понять, почему добрых людей всегда любят именно бедняки и как получается, что люди, которых называют «порядочными», не очень-то жалуют настоящих филантропов.
Вечером больше полусотни людей ожидало возвращения Жака. Но он и на этот раз не приехал, и праздник отложили еще на день.
Ева решила, что незачем дожидаться приезда Жака и можно заняться благотворительностью прямо сейчас. Разве Жак не оставил ей кошелек с двадцатью пятью луидорами и разве она не может потратить половину этой суммы на помощь нуждающимся?
Она закуталась в шубку и в сопровождении Марты обошла дюжину домов, где ее помощь пришлась весьма кстати.
Зима 1796-1797 годов была очень холодной, следовательно, особенно тяжелой для бедняков.
Первое посещение Евы оставило свой след. Булочник получил наказ разнести по домам шестьдесят хлебов, а виноторговец — шестьдесят бутылок вина. Она записала, у кого из детей не хватает теплой одежды, и заказала пятнадцать или двадцать пальтишек из самого теплого сукна, какое смогла найти.
Таким образом, еще один день пролетел так быстро, что Ева и не заметила его; она увидела, что благотворительность — одно из самых отрадных для сердца занятий. Она посетила несколько приютов и богаделен и нашла, что ее решение посвятить себя милосердию во искупление своей вины — высшее счастье. Попутно она разговаривала с людьми, расспрашивала их о том, как им живется, узнавала суровые законы нищеты, и сердце ее прыгало от радости, что она может облегчить чьи-то страдания.