Дочь Льва

Сначала Вариан думал, что причина ее перемены — Персиваль, который постоянно крутился рядом и без конца говорил. Но проходили дни, каждый следующий становился длиннее предьщущего, и Вариан начал сознавать, что Персиваль тут ни при чем.

Вариан также понял — понимание пришло медленно, чередой коротких шоков, — что бы он ни сказал и ни сделал, это не произведет на нее никакого впечатления. Как будто ему только кажется, что он говорит и делает; а Эсме — все понимающий, но неодушевленный чурбан и существует лишь для того, чтобы он ее изучал, как Персиваль — свои камешки.

Открытие встревожило его, затем разозлило, потом он стал несчастным и, наконец, покорным. «Жалким и бессловесным», — подумал он. Все безнадежно, и так и должно быть. Так даже лучше. А чего ему было ожидать?

Он услышал шаги и открыл глаза, но это был всего лишь Петро, он шел из пазара, пыхтя и ворча под нос. За несколько недель до них здесь проезжал чиновник Али-паши с большой свитой, он забрал всех лучших лошадей. Сегодня Мустафа узнал, что лошадей наконец вернули, и Петро с родственником Мустафы пошел их нанять. Как обычно, толстяк драгоман долго выдумывал отговорки, почему ему не надо ходить.

— Получил? — спросил Вариан, когда Петро остановился перед ним, со свистом дыша.

— Ага. Хорошие, но хуже тех, на которых мы приехали в это проклятое место.

— Эсме посоветовала отослать их обратно. Малику они нужны.

— Ага, а на полпути к Фиеру она скажет, что лошади нужны кому-то еще, и заставит нас идти пешком, на дороге я упаду и умру и буду очень рад, потому что придет конец моим мучениям. — Петро со стоном плюхнулся на каменную скамью.

— Не говори глупостей. Она не погонит своего молодого кузена по горам форсированным маршем.

Петро хмуро посмотрел на него:

— Кто ее знает. У нее с головой не в порядке. Я вижу по глазам. Здесь живет злой дух, а она явно проклята. У нас все было хорошо, пока мы не наткнулись на нее в Дурресе. И сразу же — не через пять минут, а мгновенно — на нас свалились бедствия и с тех пор идут чередой. Вы всегда делаете, как она скажет, и непременно приходит беда — на реке Шкумбин, и в Пошнии, и здесь, потому что вы тяжело заболели.

С головой не в порядке. Что это… нет, он заслушался толстого, суеверного пьяницу.

— Сейчас я намерен делать то, что я хочу! — выпалил Вариан. — Надеюсь, это соответствует твоим желаниям — как можно скорее уехать из Албании.

— Я не хочу ехать с ней, — заныл драгоман. — Пусть она идет своим путем и забирает с собой свое проклятие.

— Человек, который спас Персиваля, хочет, чтобы мы отвезли ее на Корфу, — нетерпеливо отозвался Вариан.

А что? Персиваль лелеет мечту забрать Эсме с собой в Англию, это великолепно. Вряд ли можно знакомить эту девушку с сэром Джеральдом. Об этом нестерпимо думать. «Об этом нельзя думать», — сказал себе Вариан. Мустафа говорил, что у Джейсона на Корфу есть друзья. Вот они и позаботятся о ней. Все устроится. Эсме не может здесь оставаться, это точно. В Албании ее ожидают только насилие и, если потенциальный любовник преуспеет, деградация и рабство.

— Она не желает ехать, — сказал Петро. — Она принесет беду. Я это чувствую. Я вижу по глазам. Когда ее кузен говорит, она улыбается и отвечает ласково, но глаза… — Он театрально содрогнулся.

Спорить с ним можно до потери сознания; Вариан не понимал, почему он так тревожится. В конце концов, он здесь господин.

— Ты что, замерз? Может, тебе поделать упражнения? Отправляйся паковать вещи. Раз у нас есть лошади, можем выезжать завтра утром. — Вариан запахнулся в плащ и, не обращая внимания на хмурый вид и ворчание драгомана, зашагал к пазару.

До сих пор в Албании Вариан никуда не ходил без переводчика. Но он был не в настроении выслушивать слезливые глупости Петро. Аджими и Мустафа ушли с Персивалем, а Эсме отправилась в кладовку. Она что-то стряпала вместо Елены, у которой опухли руки. В любом случае Вариан понимал, что меньше всего ей нужно его общество.

На рынке он столкнулся с другом Мустафы Виктором, который на ломаном греческом пригласил его выпить кофе в ближайшей кофейне. К ним присоединились еще несколько человек, разговор получился дружеский, и Вариан просидел в кофейне около часу. Хотя греческий язык у него был такой же бестолковый, как у Виктора, для беседы этого хватало, и Вариан провел время не без удовольствия.

Но все же когда он допивал третью чашку крепкого турецкого кофе, он был взвинчен и еле сдерживался. Вежливо извинившись, он ушел успокоить нервы долгой прогулкой.

Главная дорога сегодня была необычайно спокойной для дневного времени. Кроме него, единственным движущимся объектом был вол, запряженный в телегу. Вариану уже приходилось видеть в Берате этот вид транспорта, на нем возили сено, дрова и другие хозяйственные вещи.

Телега ехала впереди, Вариан ее разглядывал, и его отнюдь не вдохновляло это зрелище. Колеса, плохо закрепленные на оси, болтались, как пьяные, и были готовы в любую минуту оторваться и свалиться в грязь. Вариан невольно напрягся, когда телега приблизилась к крутому повороту, где дорога проходила по краю обрыва над рекой.