Дочь Льва

С расчищенной для лагеря площадки донесся его тягучий, низкий голос, потом взрыв хохота. Эсме наподдала ногой камень. Вот он, — как обычно, всех очаровал. А вот она — в расстройстве и смятении, потому что всем существом отзывается на звук его голоса и ничего не может с этим поделать.

Она послала в заросли еще один камень и пожалела, что некому нанести удар посильнее. Хорошо бы в этот момент у нее в руках оказалась голова Исмала! Она свернула бы ему шею, как цыпленку! Он виноват во всем, включая этого дьявола-англичанина.

— Хочешь вымостить мне дорогу? Вы очень заботливы. мадам.

Эсме быстро обернулась; она не слышала, как он подошел.

— Скучно, — сказала она, глядя в землю. — Лучше бить по камням, чем по живым мишеням.

— Неужели ты хочешь так свирепо наподдать мне? Что я тебе сделал?

— Заставили стоять тут в одиночестве, а сами веселились в обществе других. Я ждала и слушала, как вы смеетесь, а мне никто не рассказывал ничего забавного.

— Конечно. Это не для невинных ушей юной леди. К тому же ты не поймешь. По крайней мере я надеюсь.

Она подняла голову.

— Они рассказывали неприличные истории, и вы не хотели, чтобы я это слышала?

— Истории здесь ни при чем. Ты знаешь, почему должна держаться подальше от мужчин, Эсме, так что не смотри на меня таким убийственным взглядом.

— Могли бы дать мне какую-то работу, — проворчала она. — Ждать без дела, без общества — что может быть утомительнее?

Порочный рот изогнулся в ленивой, соблазняющей улыбке.

— Прости. Я понятия не имел, что ты жаждешь «моего общества. Лишать тебя этого было жестоко.

Эсме с ужасом почувствовала, что краснеет.

— Действительно, эфенди, мое прекрасное божество. Вы разбили мне сердце. Я думаю, мне надо пойти и утопиться. — И с напряженной спиной она пошла мимо него.

Стремительным движением он остановил ее за руку. Эсме посмотрела на длинную, гладкую руку, подняла на него глаза, и сердце тревожно забилось.

— Я пошутил, — сказал он. — Я знаю, что ты предпочла бы общество дьявола.

— Это одно и то же, — едко ответила она. — Можете меня отпустить. Я не убегу. Некуда.

— Извини. — Он скользнул рукой по ее руке, задержался на миг, отчего ей стало тепло. Наконец он ее отпустил. — Сказать Петро, чтобы он составил тебе компанию на ночь?

Я не могу оставить тебя одну.

Петро, пугливая старая баба, — ее охранник? Да как он посмел? Но Эсме знала, почему он так сказал. Его всемогущая светлость не желает ее низменного общества.

— Думаете, он мне нужен? — закричала она. — Что с вами? Просто покажите где, и я расстелю свою постель. Хотя бы здесь, если вам угодно. Чего мне бояться? Похищения? Но ведь я убита! Диких зверей? Здесь их нет. К тому же у меня ружье, и нож, и…

— И ты женщина, — прервал он, — так что не стоит рассказывать, что ты способна защищаться. Не забывай, я англичанин, а у нас не принято оставлять женщину в опасности. Ты даже не должна путешествовать со мной без компаньонки, но я не могу тебе это предоставить, поскольку ты считаешься мальчиком. — Он вздохнул и направился к палатке.

Эсме поколебалась и пошла за ним.

— Подняли шум из ничего, — проворчала она. — Возбудились безо всякой причины. Если англичане так себя ведут, то, должна сказать, они глупые и сумасшедшие. Мой отец учил меня защищаться, а не жить под чужой охраной. Я не дитя, и меня обижает, когда со мной обращаются, как с ребенком.

В это время он снимал плащ, стоя к ней спиной. Он резко обернулся, швырнул плащ на землю и сказал:

— Прошу прощения, мадам. Как бы вы желали, чтобы я с вами обращался?

От злости он дрожал всем телом. Только дурак стал бы провоцировать его дальше. Разум приказывал Эсме заткнуться, но она его не слушала.

— Как с мальчиком, за которого я себя выдаю! — выпалила она. — Даже двенадцатилетний мальчик считается мужчиной, а не младенцем!

Он подошел, сорвал с ее головы шлем и бросил на плащ. Волосы рассыпались по плечам, и она почувствовала себя раздетой. Она испуганно шагнула назад, но он опустил руки ей на плечи. Схватил не очень крепко. Она вполне могла бы вырваться. Но она не хотела и ненавидела себя за это.

— Шапка не изменит твой пол, — сказал он. — Ты не мальчик, сколько бы этого ни хотела. Ты вредная, скандальная женщина и надоела мне до смерти. Я стараюсь быть джентльменом — почему ты делаешь это невозможным? — Руки поднялись с плеч на шею, обхватили лицо. — Почему, Эсме?

Она не знала. Нетерпение пожирало ее изнутри. Всегда она была уравновешенной, и тщеславие было ей чуждо, но сейчас, глядя в его красивое, распутное лицо, Эсме отчаянно желала быть хорошенькой, чтобы посметь дотронуться до него…

Она закрыла глаза. Если она не будет его видеть, то не ослабеет.

— О нет, — прошептал он, и дыхание коснулось ее щеки. От шеи вниз по телу прокатилась дрожь. В то же мгновение она ощутила на губах тепло, и ее охватило радостное чувство.