Дочь леди Чаттерли

— А я для тебя соблазн? — сказала она, гладя его лицо. — Я так рада, что я для тебя соблазн. Давай больше не будем думать о неприятном. Когда ты начинаешь думать, мне становится страшно: ты просто кладешь меня на обе лопатки. Давай не будем ни о чем думать. В разлуке у нас будет много времени для думания. В этом смысл моей поездки. Между прочим, мне знаешь что пришло в голову — до отъезда провести с тобой еще одну ночь. У тебя в доме. Можно я приду к тебе в четверг вечером?

— В тот день, когда за тобой приедет сестра?

— Да. Она сказала, мы должны выехать часов в пять. Ну, мы и выедем. Она переночует ту ночь в какой-нибудь гостинице, а я с тобой.

— Тогда придется ей все сказать?

— Конечно. Да я уже почти призналась ей. Мне надо все хорошенько обсудить с Хильдой. Она мне всегда во всем помогала. Она очень умная.

— Значит, вы выедете из Рагби в Лондон часов в пять. Каким путем вы поедете?

— Через Ноттингем и Грэнтем.

— Сестра где-нибудь высадит тебя, и ты пойдешь обратно? Или подъедешь на чем-нибудь? Мне кажется, это большой риск.

— Почему? Хильда и подвезет меня обратно. Мы остановимся в Мэнсфилде, и вечером она привезет меня сюда. А утром заберет. Все очень просто.

— А если кто из людей тебя увидит?

— Я надену темные очки и вуалетку.

Он опять немного подумал.

— Ну что ж, — сказал он, — хочешь, как всегда, себя побаловать.

— Но разве тебе от этого будет плохо?

— Не будет, конечно, — сказал он нахмурившись. — Куй железо, пока горячо, как говорится.

— А знаешь, что я еще придумала? — вдруг выпалила она. — Меня осенило сию минуту. Ты возведен в рыцарское достоинство. И теперь ты «Рыцарь пламенеющего пестика». [22]

— Ха! Ну а ты? Леди пламенеющей ступки.

— Вот здорово! — воскликнула она.

— Выходит, Джон Томас теперь сэр Джон. Под стать своей леди Джейн.

— Ура! Джон Томас посвящен в рыцари. Я вся в цветах, и сэра Джона тоже надо осыпать цветами!

И Конни воткнула две розовые смолевки в облако золотистых волос внизу его живота.

— Вот! — сказала она. — Очаровательно. Просто очаровательно, сэр Джон. Будешь помнить свою леди Джейн.

Затем украсила незабудками темные волосы над сосками и поцеловала его соски.

— Ишь, сделала из меня алтарь, — рассмеялся он, и цветы с его груди так и посыпались.

— Подожди, — сказал он и пошел открыть дверь. Флосси, лежавшая на пороге, поднялась и посмотрела на него.

— Лежи, лежи, это я! — сказал он.

Дождь перестал. Всюду был разлит влажный, тяжелый, полный весенних ароматов покой. Заметно вечерело.

Он вышел и двинулся в сторону, противоположную верховой тропе. Конни провожала взглядом его тонкую белую фигуру, и он показался ей призраком, привидением, уходящим от нее, готовым раствориться в воздухе.

Вот его фигуру поглотил лес, и сердце у нее екнуло. Она стояла в двери сторожки, завернувшись в одеяло, вглядываясь во влажную, неподвижную тишину.

А он уже возвращался легкой пружинистой походкой. Она немного побаивалась его, он представлялся ей неким мифическим существом. Подойдя ближе, он взглянул ей прямо в глаза, но она еще не умела читать его взгляд.

Чего только он не набрал в лесу: водосбор, смолевки, пучок свежескошенной травы, еще нераспустившуюся жимолость, дубовую ветку в нежных листочках. Веткой он убрал ей грудь, в волосы воткнул несколько колокольчиков, в пупок розовую смолевку, а темный треугольник под животом украсил незабудками и ясменником.

— Царица во всей своей славе! — рассмеялся он. — Леди Джейн празднует свадьбу с Джоном Томасом.

И принялся украшать себя. Обвил вьюнком свою мышцу, сунул в пупок колокольчик гиацинта. Конни, затаив дыхание, следила за его странной игрой. Но потом и сама включилась в нее, воткнула ему в усы смолевку, и она смешно закачалась под носом.

— Джон Томас женится на леди Джейн, — сказал он. — А Оливер с Констанцией пусть делают что хотят. Может, все-таки…

Он сделал торжественный жест и вдруг чихнул, стряхнув цветы из-под носа и из пупка. И снова чихнул.

— Может, что? — спросила Конни.

— Что? — он удивленно взглянул на нее.

— Может — что? Ну, говори же, что? Что ты хотел сказать?

— А что я хотел сказать?

Он начисто забыл конец оборванной фразы. И это осталось для Конни одним из самых больших разочарований в жизни.

Над деревьями вспыхнул последний солнечный луч.

— Солнце! — сказал он. — Помнишь, когда ты пришла? Время, ваша милость, время! Что без крыльев, а летит — не догонишь? Неуловимое время!

Он потянулся за своей рубашкой.

— Скажи до свидания Джону Томасу.

Он в крепких путах вьюнков. Сейчас его вряд ли назовешь: «Рыцарь пламенеющего пестика».

И он стал натягивать через голову фланелевую рубашку.

— Самый опасный миг для мужчины, — сказал он, высунув из ворота голову, — когда он натягивает рубашку. Это все равно, что лезть головой в мешок. Вот почему я люблю американские рубашки. Их надеваешь как пиджак.

Конни все стояла и смотрела на него. Затем он натянул короткие кальсоны и застегнул на животе.