– Не думаю. – Она посмотрела на него, гордо подняв подбородок, и глаза ее стали сухими. – Мне повторить урок, как я его заучила? Твой отец злится на мою маму и злится на нее уже двадцать лет, что, несомненно, его истощило. Но, будучи настойчивым и изобретательным, он возложил на тебя часть обременительной мести. Ты должен был стать его орудием, как ты сказал, и как его орудие тебя направили… как бы поделикатнее выразиться? Но поделикатнее невозможно, не так ли, Эшдон? Тебе было предназначено посредством долгов стать игрушкой для моей мамы. Мужчина-куртизан, если можно так сказать. Она должна была купить тебя, и она это сделала, но проблема заключалась в том, что она купила тебя не для себя, а для своей невзрачной дочери. Как же еще раздобыть мужа для бедной Каро, если не купить его? Конечно, моей маме не надо покупать мужчин для себя, когда они сами являются к ней дважды в день в самую плохую погоду и по шесть раз в день, когда погода хорошая.
– Каро, это…
– Нет, ты это начал, и ты должен дать мне закончить, – холодно произнесла она. – Я участник этого фарса и, конечно же, должна воспользоваться шансом произнести слова своей роли беспрепятственно. – Эшдон промолчал, снова помрачнев. Теперь она отлично понимала это выражение его лица. – Не улавливаю только, каким образом, став постельной забавой моей мамы, можно было отомстить за Уэстлина. Вот это мне совершенно непонятно, Эш. Я вообще ничего не понимаю, верно?
Эшдон продолжал молчать. Суровой реальностью было то, что, как бы все ни началось, закончилось это свадьбой. Они теперь скованы одной цепью, и расковать их нет никакой возможности.
Жизнь никогда не казалась ей такой долгой и, она бы отважилась сказать, такой печальной.
– Ты знаешь, Эшдон? Скажи мне? Я такая, какою ты меня нашел, невыносимо невинная. Ты должен был оскорбить ее каким-то образом? – Он молча смотрел на нее. Это становилось совершенно невыносимо. – Как можно оскорбить женщину? – спросила она. За дверью желтой гостиной послышался мужской смех и женские голоса. Лорд Кэлборн, казалось, развлекался. – Особенно, когда эта женщина красива. Ты считаешь мою маму красивой, Эшдон? Конечно, ты думаешь именно так. Все мужчины считают маму неотразимой.
– Каро, это ты неотразима.
– Да, – равнодушно согласилась она. – Естественно. Но тебе она кажется красивой, не так ли? Очаровательной? Забавной? Соблазнительной?
– Нет. Я так не думаю, – произнес он мрачно.
– Не будь скучным. Конечно же, ты именно так думаешь.
Она вдруг устала от разговора. Разве имеет значение, чего ждал Уэстлин от Софии? Теперь Каро замужем за Эшдоном, а мама не соблазнилась Эшдоном ради разнообразия, как бы Уэстлин ни старался.
Неожиданно девушка оказалась в объятиях Эшдона и растеряла все свои мысли. Он впился ей в губы, и не было возможности попросить его не делать этого. Она бы, конечно, обязательно настояла на этом. Поцелуй его был пламенный, гневный и обезоруживающий, как будто он собирался лишить ее речи навсегда, словно вознамерился изгнать из ее ума и сердца все мысли, все возражения и догадки, словно хотел завладеть ею всецело.
К этому она, конечно, была совершенно готова. Они ведь женаты, не так ли? Они женаты, и сделать тут ничего уже нельзя.
Когда руки Эшдона скользнули по ее спине и добрались до груди, соски набухли от возбуждения, и она застонала. Когда его страсть слилась с ее страстью, она подумала, что, возможно, кое-что в этой ситуации сделать все-таки можно. Они могли, они должны были закрепить свой брак.
И немедленно.
Как показалось, у Эшдона были те же намерения.
Он оторвался от нее, чтобы посмотреть ей в глаза, едва касаясь ее губ своими губами.
– Ты сказала, что хочешь меня, – прошептал он. – Не хочу спрашивать, хочешь ли ты теперь. Но знаю, что я хочу тебя. И я тебя возьму.
Она не знала, предлагал ли он ей возможность отказаться, повернуть ситуацию в другую сторону, потому что, не успев сама понять, что делает, обвила руками его шею, пальцами зарылась в его волосы, губами потянулась к его губам. Он подчинился ей очень охотно.
Это была ее последняя трезвая мысль на ближайшее время.
Эшдон прислонился спиной к двери, ведущей в желтую гостиную, прижав ее к себе, руками заслонив ее от мира. Он целовал ее жадно, глубоко, словно ища то, что только что нашел, то, что потерял, – что-то драгоценное, редкое. Она отвечала ему с той же жадностью, страстно пытаясь утолить свой голод его губами.
Это было неистово, Это было прекрасно.
Он поднял ее юбки, зажав их в кулаке, провел пальцами от колена до трепетного бедра. Она задрожала, запылала.
Он не обратил на это внимания и не остановился.
Как прекрасно это было!
Смутно она слышала голоса за дверью: низкий голос Кэлборна, высокий голос Софии и тихий, добрый голосок Анни. Она испугалась. Они были за дверью. В любой момент через другие двери столовой в комнату мог войти лакей. Две двери! Какой скандал, как небезопасно, неразумно обниматься с Эшдоном у двери. Любой может помешать им.
Но никто не смел им мешать. Никогда больше.