Этого было слишком мало.
Он посмотрел на тарелку. Вонь от помойного ведра смешивалась с запахом еды, но Люцивару было все равно: желудок словно завязался узлом от голода, но и это мучение уступало непреодолимой, тягучей жажде воды, которая была так близко. Слишком близко.
Зажав кувшин обеими руками, чтобы не уронить его, Люцивар сделал большой глоток воды.
Шаффрамате ледяным огнем прокатился по телу.
Губы Люцивара изогнулись в улыбчивом оскале. Губы потрескались и начали кровоточить.
У него была только одна причина, чтобы подчиниться, чтобы есть и пить, чтобы принять последствия, — и отнюдь не страх смерти. Он неистово любил жизнь, но при этом оставался эйрианцем — охотником, воином. Люцивар вырос бок о бок со смертью, и это притупило страх перед ней. Часть его даже приветствовала мысль о том, чтобы стать мертвым демоном.
У него осталась лишь одна причина. Девочка с яркими сапфировыми глазами.
Люцивар поднял кувшин и начал пить.
Люцивар стиснул зубы и зажмурил глаза. Он ненавидел лежать на спине, как и все эйрианцы мужского пола. Так они не могли использовать крылья. Это было проявлением крайнего подчинения. Но, привязанный к «ложу для игр», Люцивар ничего не мог поделать, оставалось только терпеть.
Пока очередная ведьма Зулльтах двигалась сверху, думая только о том, как быстрее достичь наслаждения, он только ругался про себя самыми непристойными словами, награждая женщин разнообразными проклятиями. Руки эйрианца стискивали медные столбики изголовья всю ночь с такой силой, что на них отпечатались его пальцы.
Снова и снова, одна за другой. С каждой боль становилась все сильнее. Он ненавидел их за эту боль, за их удовольствия, за смех, за еду и воду, которой они помахивали перед ним, пытаясь заставить его умолять.
Но он был Люциваром Ясланой, эйрианским Верховным Князем. Он не станет умолять. Не будет. Не будет.
Люцивар открыл глаза. Тишина. Полог постели задернут, не давая рассмотреть комнату. Он попытался пошевелиться, немного размять затекшие мышцы, но привязали его на славу, не оставив возможности сдвинуться с места.
Он снова облизал губы. Страшно хотелось пить, навалилась мертвенная усталость. Было так легко ускользнуть от боли, от воспоминаний…
В коридоре зазвучали мужские голоса. Движение в комнате, скрытое и смазанное закрытым пологом. Наконец голос Зуультах:
— Несите его.
Комната была задернута серой, туманной дымкой. Свет танцевал сквозь осколки стекла, а голоса доносились словно из-под воды.
Стражники отвязали его руки и ноги, а потом стянули запястья за спиной веревками. Люцивар зарычал на них, но и этот звук был тихим и далеким. Он не имел никакого значения. Совсем никакого.
На мгновение у Люцивара прояснилось в глазах, стоило ему увидеть «мраморную леди». Колени подогнулись от боли. Охранники подтащили его к кожаным ремням, заставили встать на колени и надежно пристегнули ноги к полу под коленями и на лодыжках. Затем они подкатили мраморный цилиндр с гладкими отверстиями и установили его. Как только Люцивар проник в одно из них, его привязали к мрамору кожаным ремнем, проходящим как раз под ягодицами. Теперь хватит места, чтобы ослабевшим органом двигаться вперед, но убрать его не удастся.
Серый цвет. Блаженный, вращающийся серый вихрь.
— На этом все, — надменно заявила Зуультах, одним движением хлыста велев стражникам убираться из комнаты и заперев за ними дверь небрежным движением запястья.
Было невыносимо стоять на коленях на жестком полу. Боль. Сладостная боль.
Хлыст, свистнув, ударил по ягодицам. Кровь тонкой струйкой потекла через кожаный ремень. Приторно пахнущий шелк коснулся его плеч и лица.
— Хочешь пить, Яси? — певуче промурлыкала Зуультах, опустившись на плоскую поверхность «мраморной леди». — Надеюсь, не откажешься от сливок?
Она распахнула полы халата и раздвинула ноги, открыв темный треугольник волос.
Хлыст стегнул плечо.
— Твоя награда, Яси. Твое удовольствие.
Красные полосы на сером. Красные полосы и темный треугольник.
— Внутрь, ты, ублюдок! — Свист хлыста, удар, порез на спине, возле крыла.
Внутрь, внутрь, внутрь — в серый цвет. На губах влага. Язык покорно движется. Внутрь, внутрь. Все глубже в боль, во влагу, в темноту, темноту, темноту… В боль, искаженную и превращенную в блаженство, осколки стекла, извращение… Влага и тьма, тьма с полосами красного, голод, боль… Кипит алый огонь, поднимается… Эбеново-серый поднимается стеной, голод, голод, зубы, наслаждение, боль, стоны, стоны, зубы, наслаждение, поднимается, кипя… Боль, наслаждение, стон, голод, зубы, стон, зубы, крики, крики, крики… Красный, красный, красный цвет, горячий красный цвет, кипит, бежит… освобождение.
Люцивар покачнулся, не в силах понять, что происходит. Зуультах каталась по полу, крича не переставая. Он попытался слизнуть влагу с губ, но что-то мешало. Повернув голову, он выплюнул это.